— Половина одиннадцатого часа. Я так понимаю, мы едем на вокзал?
Брандский железнодорожный вокзал был огромен и подавляющ. Стены из темно-красного кирпича над которыми виднелась стеклянная крыша над перронами, закопченная изнутри, высокие двери из резного дуба, с начищенными до блеска латунными ручками. У дверей стоял полицейский в серой форме, может быть, даже тот самый, с которым в свое время сцепился Вольф, который еще не был Вольфом.
Юноша в черной форменной шинели, шагавший вместе со своими тремя друзьями, провел рукой по пустому поясу. Без шпаги он чувствовал себя как голый.
Опять Ксавье повезло: у него есть трость-шпага. Для пущей честности, стоит отметить, что Ксавье исполнил свое давнее обещание о отвел Вольфа к магазину, торгующему такими же тростями со скрытыми клинками. И Вольф бы обязательно купил себе одну, например, ту, сразу бросившуюся в глаза, с набалдашником в виде стальной головы лошади. Купил бы… Нет, дело не в деньгах: магазин принадлежал айн Кригу. АЙН Кригу. Дворянину.
Дворянин НЕ ДОЛЖЕН быть торговцем. Узнав о фамилии владельца, Вольф скомкано попрощался и, под недоуменным взглядом Ксавье, вышел, почти выбежал из магазина. Настроение было испорчено.
Вольф взглянул на лицо Йохана, горевшее предвкушением встречи со своим кумиром, и кривовато улыбнулся. Все-таки, трудно быть недовольным при виде такого восхищенного человека.
Из-за вокзала слышалось тяжелое пыхтение подошедшего поезда. На ступеньках вокзального крыльца сидел закутанный в лохмотья нищий.
— Верните мне мои сны, — бормотал он, — верните мне мои сны я потерял свои сны верните мне сны я потерял сны потерянные сны…
Над ним стоял юноша с обнаженной головой. У его ног лежала шляпа, а в руках пела скрипка, выводя, казалось бы, одну и ту же мелодию но с бесконечными вариациями.
Ксавье прислушался:
— «Хидгер», рондо Максимилиана айн Ангсткапа, — поднял он бровь, — был такой композитор пару десятков лет назад. Я думал, его уже забыли…
— Это из легенды? — спросил Вольф, вспомнивший одну из тех историй, которые ему рассказывал долгими зимними вечерами отец, еще в детстве… Ох, отец…
— Да, о неумирающем вечном страннике…
— Смотрите! — Йохан схватил их за рукава.
От выхода для первого класса к сипящему паровику вместе с двумя полицейскими шагал человек. Лет сорока, среднего роста, сутулый, в плоской широкополой шляпе, из под которой виднелись короткие седые баки, в накидке, из-под которой виднелся костюм необычной клетчатой расцветки: светло-коричневая ткань, на которой перекрещивались черно-желтые линии.
— Римус!!! — закричали несколько человек, отделившихся от стоявшей толпы. Судя по гулу, остальные тоже узнали знаменитого сыщика, просто были более терпеливыми. Или более воспитанными.
Полицейскими парой взмахов дубинок отогнали нетерпеливых, сыщик широко улыбнулся, помахал рукой и, еще больше ссутулившись, зашагал к паровику.
В глазах Йохана, которыми он провожал паровик, светилось счастье.
— А чего это он такой в клетку? — немного неприязненно спросил Цайт. Сыщик ему не понравился, особенно улыбка.
— Рауль Римус, — пояснил Йохан, четко, как будто отвечал урок, — родом с пустошей Северного Брумоса. У питландцев, жителей тех краев до сих пор сохраняется обычай красить одежду в цвета своего клана. И именно в клетку.
— Он седой? — Цайту почему-то захотелось уязвить сыщика, хоть чем-нибудь.
— Нет, — Йохан улыбнулся, веселой живой улыбкой, уже ничем не напоминая белого застывшего не реагирующего ни на что мертвеца, — Седые у него только виски.
— А остальные волосы?
— А остальных нет. Он лысый.
— Лысый… — удовлетворенно кивнул Цайт.
— Йохан, ты все знаешь про Римуса, — вмешался Ксавье, — Тогда ответь, если знаешь, конечно: почему он носит разные перчатки?
Действительно, на одной руке сыщика была надета теплая меховая перчатка, на другой же — тонкая лайковая, блестевшая новенькой черной кожей.
— Это протез, — ответил немного помрачневший Йохан, — У Рауля Римуса нет кисти одной руки, вместо нее — механический протез…
Он тут же улыбнулся снова:
— Ребята, я видел Рауля Римуса! В Бранд приехал Рауль Римус!
— Ну, — улыбнулся Ксавье, — теперь грабители банка обречены.
Улыбка исчезла с его лица, юноша резко оглянулся.
— Что? — не понял Вольф.
— Нет… Ничего.
У Ксавье почему-то появилось четкое ощущение, что за ним следят. За ними.
Юноша-скрипач на вокзальном крыльце, посмотрел вслед полицейскому, тащившего нищего сумасшедшего, закончил рондо и заиграл другую мелодию. Совсем другую. Злую.
Глава 2
Бранд
Улица Черного Якоба. Игорный дом «Ротштейн»
15 число месяца Мастера 1855 года
Высокое здание, построенное в модном полвека назад цопфстиле, охватывало полукругом двор за ажурным забором, выкованном в виде плетеных виноградных лоз. Стены здания были покрыты прихотливой резьбой, прямо-таки усыпаны многочисленными медальонами, картушами, завитками улиточных раковин, из-за чего казалось, что дворец не был построен, а просто вырос из земли, настолько в нем отсутствовала уже привычная рациональность и четкость форм. Окна прорезаны в виде вытянутых по вертикали овалов, крыша сверкает необычной черепицей в виде ярко-желтой рыбьей чешуи, а на ажурных карнизах сидят, стоят и лежат статуи тоненьких девушек.
Над дверями, желтевшими лакированной древесиной, изогнулась аркой надпись из густо-черных букв «Ротштейн». Полукруг крыльца кажется застывшим на мгновение потоком, изливавшимся из дверного проема.
— Что это? — Вольфа это сооружение немного нервировало. Он редко бывал в больших городах, фактически сегодняшняя прогулка была третьей.
— Это, — Ксавье, гораздо более спокойный, даже немного веселый, указал рукой в перчатке на здание, — игорный дом «Ротштейн».
— Здесь играют в карты? — заинтересовался Цайт.
— Здесь играют во все. Карты, кости, колесо Феррана.
Знаменитый ресский ученый, Клермон Ферран, однажды, для своей работы по созданию теории случайностей и случайного выбора, создал вращающийся на вертикальном стержне диск с 36 пронумерованными углублениями по краям. Колесо вращалось в чаше с высокими бортиками, так, чтобы небольшой стальной шарик, брошенный на вращающийся диск, после остановки колеса оказался в одном из углублений. Исследование было проведено и написано, и, видимо, описание колеса попало на глаза какому-то умному человеку, который быстро понял, как можно зарабатывать на этом деньги, принимая ставки на то, в какой именно ячейке окажется шарик после остановки колеса. Господин Ферран в своей работе писал, что, в отличие от подброшенной монеты и броска костей, вращающееся колесо дает стопроцентную уверенность в том, что выбор окажется абсолютно случайным и независящим от воли человека. Ученый был то ли слишком хорошего мнения о людях, то ли слишком плохого — об их умственных способностях.
— Мы туда пойдем? — Вольфа начало давить ощущение, что огромный дворец смотрит на него черными глазами окон. Идти по двору, под пристальным взглядом дома, ему уже не хотелось, несмотря на то, что Ксавье обещал, что приведет их туда, где будет выпивка, развлечения и горячие девушки, принимающие звонкую монету в качестве оплаты.
— Пойдем, — кивнул Ксавье, — Но не туда. «Ротштейн» состоит из трех частей: для аристократов, для простолюдинов и для таких как мы. Дворяне, офицеры, богатые купцы, промышленники средней руки… Нам нужно вон туда.
Вход для «таких как мы» выглядел гораздо менее внушительно и гораздо более дружелюбно. Небольшая дверь, к которой поднималось вдоль стены высокое узкое крыльцо с чугунными перилами.
— Нам… — Ксавье не договорил.
Дверь распахнулась, и из нее вымахнул человек. Сжавшимся комком он перелетел через перила и шлепнулся посреди переулка, в последний момент каким-то чудом сумев извернуться и приземлится как кошка.