Тот, у кого нет оружия, может решить, что всегда сумеет его купить. И окажется в легкой растерянности, когда начнется война с прежним поставщиком оружия. Потому что уже привыкнет покупать и не обнаружит на своей территории заводов и фабрик по производству оружия. Не говоря уж о том, что во время войны цены имеют обыкновение расти, и имеющий солидный денежный запас на пять лет военных действий обнаружит пустую казну уже через полгода.
Тот, у кого нет солдат, может попытаться набрать наемников. Если он, конечно, забудет о том, что любой наемник сражается за деньги. И отличается от профессионала тем, что профессионал воюет за деньги, а наемник — ТОЛЬКО за деньги. И не согласится умирать, если увидит, что ситуация безвыходна.
Тот у кого нет информации, подобен слепому, вступившему в драку со зрячими. Его войска, как бы они не были храбры и отважны, каким бы отличным не было их оружие, будут впустую блуждать в поисках противника, принимать бой там, где это будет удобно не им, гибнуть в окружении и замерзать во время отступления.
«Деньги…» Серебряные кругляшки, постоянно заканчивающиеся в самый неподходящий момент. И, что самое неприятное, если у человека можно выпросить, вымолить отсрочку, то война такого шанса не дает.
Мэр Бранда, столицы Шнееланда, айн Грауфогель находился в своем кабинете, в глубоком кожаном кресле. Перед ним на огромном столе лежали бумаги. Бумаги, по которым протекала невидимая, но от этого не менее реальная серебряная река. Река тех самых денег, которые так нужны для войны. И которые так плохо втекают в казну и так охотно выливаются из нее.
Зачем человек платит налоги? Задайте этот вопрос на улице и девять человек из десяти ответят вам: «Потому что их забирают сборщики налогов». Никто не любит платить налоги. Деньги, отданные государству, автоматически считаются выброшенными впустую. Люди привыкли считать, что их деньги, выцарапанные жадными фискалами, уходят на всякие глупости, вроде содержания двора короля, устройства никому не нужных праздников, на слабую и разваленную армию, ленивую полицию, медленную и нерасторопную почту…
Что самое интересное, те же люди, которые не хотят впустую платить государству, охотно отдают свои деньги просто так. Они подают нищим на улицах, они отдают деньги мошенникам, гадалкам, карточным шулерам, проигрывают их в игровых домах, вкладывают в безумные предприятия, сулящие баснословный доход из секретных источников…
Люди иногда бывают крайне непоследовательны.
Все серебряные струи, втекающие в карманы мошенников и владельцев казино, можно — можно! — через сеть подставных лиц направить в карман королевства. Многие ли станут выяснять, кто на самом деле стоит за многочисленными акционерными обществами, лотереями и игорными домами, многие ли сумеют заметить за всеми этими, совершенно не связанными друг с другом предприятиями по изъятию у населения излишней денежной массы, темную тень их истинного владельца?
Айн Грауфогель передвинул бумаги на столе, по его лицу пробежала легкая волна движения мышц, долженствующая изобразить улыбку.
Королевский казначей потел и нервничал. Война — это хорошо, умный человек на войне всегда сумеет слегка увеличить свой собственный капитал. Во время войны никто особо не следит, куда расплескивается казна и всегда можно подставить свой ковшичек, чтобы деньги шли не на всякие глупости, а в твой собственный карман. Но это во время войны! А что делать, если ты не смог спокойно смотреть на огромные потоки денег, протекающих мимо — МИМО! — тебя? Что делать? Что делать?
Хорошо еще, что никто пока не требует всех тех огромнейших средств, которые требует подготовка к войне. То ли его величество короля съел очередной пирог и передумал воевать, то ли… То ли требования денег, ревизия и все остальные неприятные вещи еще только ждут несчастного казначея.
Он барабанил пальцами по столу и все чаще и чаще поглядывал на лежавший на столе конверт. В котором лежало письмо от хорошо известных ему — да и всему миру — людей. Которые предлагали свою помощь в сбережении капитала, при условии, что на момент начала войны в казне Шнееланда окажется не больше денег, чем в шляпе нищего ранним утром.
Эта комната походила на какой-то технический музей. В ней стояли на полу, висели на стенах, лежали в ящиках множество механизмов, инструментов и приспособлений, чье предназначение не угадывалось сходу ни за какие деньги. Даже с потока свисало круглое зубчатое приспособление, при виде которого вспоминалось слово «обезглавливание».
Хозяин как потайной комнаты, так и всего находящегося в ней имущества, с помощью которого он добывал себе средства на жизнь, вздохнул — места все меньше и меньше — и присел на металлический баллон, так помогший ему при вскрытии сейфов банка «Бегумиум».
Хороший куш, можно было бы больше не возвращаться в Шнееланд, однако… После последних событий у хозяина потайной комнаты были ЛИЧНЫЕ причины для того, чтобы испортить жизнь шнееландцам и особенно их королю.
Берегитесь, ваше величество…
Министр земель айн Шеленберг не думал о деньгах. В настоящий момент он получал истинное наслаждение, граничащее со счастьем. Нет, он не проводил время с молодой обнаженной девушкой и не пил пиво в компании старых друзей. Айн Шеленберг стоял на решетчатом металлическом мостике, и, с высоты пяти человеческих ростов наблюдал за происходящим в одном из цехов Штальштадта.
Давно ли прошло то время, когда в узкой горной долине появились первые, маленькие и тесные мастерские, в которых зазвенели кузнечные молоты. Мастерские росли, увеличивались в количестве и размерах, сливались друг с другом, превращаясь в гигантского заводского монстра. Штальштадт уже превратился в огромный город-завод, город-фабрику.
И сейчас в орудийном цеху, с колоссального сверлильного станка, в клубах пара и искрах металла, сходил первый стальной ствол новенькой пушки.
Айн Шеленберг не думал о деньгах. В конце концов, его завод, его детище приносил деньги не хуже, чем печатный станок, работая как исполинский механизм по производству денег.
Вот только не стоило забывать о том, что любой механизм чувствителен к попаданию в его зубчатые шестеренки обычного песка…
В темных и грязных рабочих кварталах, в узких улочках, навеки пропахших гнилой капустой и дешевым пивом, в жарких плавильнях и грохочущих кузницах, в свистящих ткацких мастерских и звенящих стекольных фабриках — везде и всюду раздавались голоса. Тихие, произносимые с оглядкой, они сливались в неслышимую, но разрушительную злую музыку. Музыку мятежа, музыку рабочих восстаний.
Много ли надо вечно голодным, усталым, замученным тяжелой работой людям для того, чтобы поднять голову и сжать кулаки?
Не у каждой музыки есть дирижер. Но у звучавшей в Шнееланде дирижер был.
То там, то здесь появлялся и исчезал человек в белом костюме, державший в руке трость с набалдашникам в виде полированного стального шарика.
Он появлялся и пропадал, никто не мог вспомнить его лица, но там, где мелькала его белая одежда, там ВСЕГДА вспыхивал бунт. Пока еще редкие огоньки рабочих восстаний не слились в единое всепожирающее пламя революции.
Пока еще.
Немо, начальник тайной полиции королевства, полиции настолько тайной, что никто не мог быть до конца уверенной, что она вообще существует, любил шахматы. Он считал, что эта игра приводит в порядок мысли и тренирует ум не хуже, чем занятия фехтованием тренируют тело. Ему всегда лучше всего думалось за шахматной доской.
Вот и сейчас он одновременно играл сложную комбинацию и обдумывал ситуацию в стране.
Нельзя, нельзя сделать так, чтобы твой противник абсолютно ничего не знал о твоих планах. Всегда произойдет утечка сведений и противостоять этому нельзя. Но можно сделать так, чтобы полученные сведения были поняты неправильно. Глупец поверит тому, что увидит, умный поймет, что перед ним — всего лишь разрисованная декорация и приложит все усилия, чтобы заглянуть за нее. Нужно всего лишь сделать так, чтобы умный увидел там не то, что находится на самом деле.