Лиза вернулась домой. После трех совершенно потрясающих дней с Лисом. И острая смесь радости и тоски рвала Лизе сердце.
Лис не уехал сразу. Он самолично проинспектировал все ее запасы, напряженно хмуря лоб.
— Я приеду через неделю. Привезу все.
Лиза вдруг почему-то захотела сказать что-то вроде: «Не надо ко мне частить». Но вместо этого молча кивнула.
Туман привычно крутился у их ног, когда Лиза пошла в берегу провожать Лиса. Он коротко обнял ее, стиснув сильно, почти до боли. А потом разжал руки и, не оборачиваясь, запрыгнул на катер.
Лишь когда совсем стих звук мотора, Лиза позволила себе всхлип. Только один.
Лис приехал через неделю, как и обещал. Привез запас продуктов, дизеля, наколол дров. Отчитался о том, что дозвонился до Лизиной мамы.
— Она долго не могла понять, кто ей звонит. Или это я так плохо объясняю, — Лис задумчиво пил чай. — Но потом мы все же поняли друг друга. Она очень обрадовалась. По-моему, даже всплакнула. Но ты не переживай — это от радости. А потом устроила мне целый допрос — кто я, откуда я, чем занимаюсь. Даже мама моя брала трубку, чтобы объяснить, что я… как это… — Лис потер нос. — Что я приличный человек.
Это прозвучало вроде бы смешно. Но нет.
Так и покатилось лето. Лиза, наконец, начала заниматься сбором материалов — пока самых разных. Продолжала наблюдать за садом и вести дневник деда Матвея. Лис приезжал раз в две недели. Иногда реже. Иногда чаще.
Они много говорили, сидя за столом или перед камином. Лис с местных легенд переключился на рассказы о поселке, о себе, о своей работе, о семье. Лиза тоже рассказывала о своей работе и о своей семье. Они не касались двух тем в разговорах. Ни разу Лис не заговорил о своей погибшей матери. А Лиза больше не говорила о Максе.
Постепенно стали меняться и их встречи, и их разговоры. Разговоры становились все более серьезными, а разлуки все сильнее рвали сердце. И каждая близость — отчаянно горько-сладкая, на разрыв.
Разрыв — или взрыв — произошел в сентябре. Лис приехал под вечер, а это означало, что он останется на всю ночь. В воздухе уже горчило первыми заморозками. Урожай яблок — в этом году еще больше, чем в прошлом — благополучно собран и вывезен.
Лиза и Лис сидели вдвоем на крыльце и смотрели на закат над Акколем. Молчание было хрупким, тонким, тревожным. И оно треснуло.
— Я говорил с Кравцовым. Лев Федорович сказал, что у него есть место для тебя.
Лиза чувствовала, что им предстоит какой-то важный разговор. Но все же оказалась не готова к таким словам Лиса.
— Я знаю, — наконец отозвалась она.
— Ты не хочешь вернуться на базу? — прямо спросил Лис. Лиза медлила с ответом, и он продолжил: — Я, конечно, мало что понимаю в вашей работе. Но даже мне ясно, что там, на базе, в Алагеме, возможностей для такой работы больше.
Лиза бы поспорила с Лисом. Но для этого надо было так долго и много объяснять того, что и для нее самой было пока на уровне неясных идей. Да и не они были основной причиной. Не только они.
— Мне нравится здесь.
— Здесь? Тебе нравится здесь?!
Лиза говорила негромко, а Лис, наоборот, почти кричал.
— Да.
Он повернулся к ней всем корпусом, взял за плечи, повернул к себе.
— Лиса, ты себя слышишь?! Тебе нравится здесь?! Ты хочешь провести еще одну зиму здесь одна?! Совсем одна пять месяцев?!
— Я уже провела так одну зиму.
Лис какое-то время молча смотрела на Лизу. Взгляд у него был какой-то… яростный. А потом он шумно выдохнул.
— Лиса… Там ведь, на базе, лучше условия. Тебе там есть работа. Там эти твои… коллеги. Там нормально.
Лис теперь говорил с ней, как с маленьким ребенком, которого уговаривают съесть нелюбимую кашу. Нелюбимую, но полезную.
Лис говорил правильные вещи. Разумные. Но вся разумность Лизы трансформировалась во что-то иное.
Лиза опустила голову. Голос ее звучал тихо. И упрямо.
— Я останусь здесь.
— Но почему?!
Лиза долго решалась с тем, чтобы поднять взгляд. Но все же решилась посмотреть Лису в глаза.
— Так надо.
— Кому надо?! Кому?!
— Мне.
Лис набрал полную грудь воздуха. На лице его ходили желваки. А потом он резко встал.
— Пойдем в дом.
Это была другая близость. Из которой ушла нежность, а страсть обрела характер жестокости. Прикосновения Лиса из жадных стали жесткими, грубыми. Он словно наказывал Лизу. Да какое там «словно». Он наказывал, Лиза знала это. Чувствовала. И покорно принимала это наказание.
Он вошел в нее резко, толчком, с глухим стоном. Замер. Приподнялся на локтях, обхватил ее лицо ладонями. Они долго-долго смотрели в глаза друг другу. А потом его злость и ее упрямство растворились в поцелуе.