…Все время, проведенное в госпитале, он страшно кричал во сне и, просыпаясь, не мог успокоиться, пока его снова не усыпляли самыми сильнодействующими средствами. Днем он не реагировал вообще ни на что. От еды, которой его пытались кормить в госпитале, Алена неизменно рвало. В конце концов учитель запретил пытаться кормить израненного мага — только поить раз в сутки. Пламенный отощал до состояния скелета, но кое-как все же выкарабкался.
Только через месяц он заговорил. Первыми словами была просьба принести его свирель. Днем он спал, а по ночам играл на своей черной с серебром свирели. И от той музыки плакали целители и сестры милосердия. Только музыка спасала его.
Он частично потерял зрение и большую часть дара. Остановить мучившую мага боль не смог никто — она стала постоянной его спутницей. Постепенно он привык. Раны, полученные в том последнем бою, так до конца и не зажили, стоило погоде испортиться, как Алена начинало всего корежить. Боль с тех пор ему причиняло и любое использование магии. Чем сложнее заклятие, тем сильнее боль. Только ничто не могло сравниться с тем, что ему довелось пережить в последнем бою.
Император лично вручил ему орден. Это Ален помнил смутно. Хорошо помнил лишь то, что император приезжал в госпиталь.
Тело последнего Грифона целители, во главе с учителем Ульрихом, который так никому и не позволил узнать тайны воспитанника, смогли вылечить. Не до конца, но смогли. Слишком сложно было срастить мышцы, волокна которых пронизаны металлом.
Душу его не смог излечить никто. А кто пытался, тот до сих пор кричит и плачет ночами.
— Ну какой из меня герой? — с жалкой улыбкой спросил Ален. — Я просто порождение недоброго времени. Зло, рожденное в крови… Если бы не война, я бы сейчас… — Парень запнулся. — Меня бы вообще не было.
Посыпались заверения в том, что никакое Ален не «зло», пусть не обольщается, он для этого слишком добрый, и вообще, они за ним согласны и в огонь, и в воду.
Молчал один только Росомаха, погрузившись в какие-то тяжелые думы. Выпили. Андрей, самый талантливый из местных «музыкантов», решительно отобрал у Алена лиру, и полилась задорная молодецкая песнь. Лира в этот раз не стонала и не выла.
Пламенный отсутствующим взглядом наблюдал за весельем. На лице его то и дело возникала странноватая улыбка. Росомаха, внимательно следивший за человеком, которого считал другом, вздрагивал каждый раз, замечая эту улыбку. Только сейчас он разглядел у волшебника в золотисто-рыжих волосах седые пряди. Росомаха был умным парнем, хотя и не показывал этого. Он понимал, насколько опасен Ален, даже как друг. И еще… Ему казалось, что он раньше уже его видел. Давно, еще до войны. Только никак не мог вспомнить где. Сын сестры Карины, который жил и рос далеко от Дубравы. Где и когда он мог его видеть?
Маг перекатывал между затянутыми в перчатки ладонями полупустой стакан. Без перчаток, мечей и жилетки с вшитыми стальными пластинами он не мог даже спать. Вытатуированный на плече Знак болезненно горел. Знак всегда причинял ему боль, он ее не боялся. Просто сегодня она была чуть сильнее. Воспоминания ранили слишком сильно. И теперь он вспоминал все, скорее приятное, чем хорошее, что было в его жизни. Улыбку же вызывали воспоминания о смерти врагов. Ведь сам Ален жил только седьмой год. Просто он появился в этом мире не так, как принято.
Было уже далеко за полночь, и луна висела ближе к западу, когда ребята стали расходиться по палаткам. Ален и Росомаха остались у костра одни.
— Что у тебя с Василисой? — напрямую спросил Росомаха.
Ален глянул на него, и тот едва не примерз к бревну, на котором сидел.
— Не твое дело. — Тон Пламенного не обещал ничего хорошего.
Другой на месте Росомахи побоялся бы снова раскрыть рот.
— Нет, мое, — резко ответил он. — Василиса — моя единокровная сестра. Дочь моего отца.
Во взгляде командора скользнула тень удивления.
— Тогда скажи своей сестре, — произнес Ален, глядя в пламя, — чтобы забыла обо мне и нашла себе другую игрушку.
Такого Росомаха не ожидал, поэтому не сразу нашелся что ответить. Тем временем маг поднялся на ноги.
— Спокойной ночи, Росомаха. Спи без кошмаров, — сказал он с легкой улыбкой, от которой стыла кровь в жилах.
Ален направился к реке. Росомаха смотрел на удаляющуюся спину приятеля. Что-то вспомнив, он бросился следом.
— Ален! — позвал он.
Волшебник лег на траву у реки и закинул руки за голову.
— Что? — отозвался он.