Откашлявшись, Степан спросил:
— Так ты… вы… легендарный Белый командир?
— Во-первых, не «вы», а «ты», я тут один, не надо мне «выкать». О нет, пожалуйста, забудьте о моем звании, или мне придется сбежать! Не надо этого трепетного почитания, я не божество. Во-вторых, не такой уж и легендарный.
В голове у Степана меж тем пронеслись мысли о том, почему же тогда герой шел пешком, один, такой обычный и…
Вереницу мыслей прервал тихий смешок и голос Алена:
— Потому что я сбежал из госпиталя и не хотел привлекать к себе внимание. Я сбежал от отряда сопровождения, почетного императорского караула. Терпеть не могу этот почет и вычурность. Я военный — зачем оно мне? О, эти вопросы необязательно вслух задавать — на ваших лицах все живо написано.
Нет, просто не верилось, что один из трех монстров во плоти — вот этот хрупкий юноша!
— А почему ты из армии ушел? — наивно спросила девочка.
— А что там делать после войны-то? — пожал плечами юноша. — Моих братьев больше нет, я совсем один. Я и так подзадержался, в госпитале почти полгода пролежал.
— Ты был сильно ранен? — жалея парня, спросила Анжела.
Он отвел глаза и хотел промолчать, но Лика повисла на его руке и, доверчиво заглядывая в глаза, спросила:
— Тебя ранили мечом? Или магией?
— И мечом… и магией… и в самую душу, — вздохнул ветеран. — Не знаю даже, как жив остался. Растерял способности и силы. Кому я после этого в армии нужен?
Неугомонная девчушка, обняв парня за шею, снова запрыгнула ему на руки и вытащила из потайного кармана его жилетки необычайно красивую свирель — черную с серебром.
— Ой! — радостно взвизгнула девочка и протянула юноше свирель. — Сыграй для меня! Ну пожалуйста!
Парень взял в руки флейту и, виновато улыбнувшись, покачал головой.
— Нет, — очень мягко сказал он. — Я грустно играю. Тебе не понравится.
— Грустно — это как? — удивилась девочка. — Плохо, что ли? Как наши мальчишки балуются?
— Как ваши мальчишки, — согласился Ален.
— Я тебе не верю, — насупилась девочка.
Мать снова попыталась урезонить дочку, но та взбунтовалась. И Ален сдался. Поднявшись из-за стола, он снял высокие, до локтей, перчатки и приложил к губам свирель. Та ожила…
Печальная мелодия разлилась по дому. В этой музыке было все. Мечта о свободе, зеленые просторы империи, невыразимая словами любовь и боль. Там была безмолвная, усталая печаль, смерть друзей, страшная смерть всех, кого когда-либо любил. Кровь сотен тысяч врагов, таких же, как и ты, на твоих руках и боль, боль, боль…
Степан внезапно почувствовал, что по лицу его текут слезы. Он не плакал уже много лет. Свирель пела о любви. О любви раздавленной, утопленной в крови, смерти…
Мелодия закончилась высокой нотой, и маг отнял свирель от губ. Опустив голову, он прошептал:
— Простите…
Не мог он быть Белым командиром. Не мог. Хотя бы потому, что слишком молод! Плачущая Анжела вскочила и обняла юношу. Тот не шелохнулся, а Степан вдруг увидел, какие у парня тонкие и изящные, как у эльфа, руки. Их изящество не портили даже частые шрамы.
— Сколько же ты пережил, сыночек… — шептала сквозь слезы женщина, лаская юношу, словно мать.
Степан увел жену и на удивление молчаливую дочку и спустя несколько минут вернулся к гостю.
— Жена с дочкой вместе легли, — сказал он.
Маг отмахнулся от предложенной кровати и, ворча, что может ночевать под открытым небом, а лучше при этом еще и у огня, лег у предварительно разожженного камина. Сам Степан, с трудом представляя, как можно летом спать у камина, расположился на софе у стены. Уснули почти мгновенно — оба устали за день.
Глубокой ночью Степан проснулся, будто от толчка. Он так до конца и не понял, что его разбудило. Паренек, спящий у камина, тихо застонал. Степан приподнялся, пытаясь разглядеть его лицо в отблесках тлеющих углей.
— Не надо… — простонал Ален во сне. — Анжей, прикажи отступать… Это же личи!.. — Он сжал кулаки и судорожно дернулся.
Степан поднялся и, подойдя к Алену, осторожно потряс его за плечо.
— Личи… — Ужас отчетливо слышался в его голосе. Он не просыпался. — Нам не выстоять… Шестьсот личей… Анжей… м-м-м… — с горечью застонал Белый командор.
— Ален! — Степан чуть встряхнул юношу.
Тот проснулся, схватив Степана за плечи, лицо исказилось страшной, нечеловеческой мукой. Маг смотрел прямо в глаза селянину, и его прошиб холодный пот — никогда еще он не видел такого взгляда! Из этих глаз глядела смерть.