И вот теперь появляется герой великой войны империй, чужой и все же свой парень, и предлагает им учиться драться! Росомаха был бы дураком, если бы не ухватился за эту идею. Он убедил в своей правоте всех. И теперь был доволен принятым решением…
Взмокший Ален метался на постели и тихо вскрикивал во сне.
…Кровь была всюду… Ален бежал и бежал сквозь темноту, к огням. Огни горели и звали его к себе. Он бежал, оскальзываясь на кровавых ошметках, спотыкаясь о чьи-то трупы.
Огни внезапно оказались перед ним. Он услышал жуткий женский крик, превратившийся в нечеловеческий вой. Юноша рванулся на этот страшный звук, сердце выскакивало из груди.
Посреди горящей деревни на сооруженном из обгоревших досок постаменте стоял человек. Ален не видел его лица — человек стоял спиной. В отблесках горящих домов было видно, как черная одежда невысокого стройного человека блестит от крови. В крови были даже волосы.
Перед ним, в десяти шагах, стояла перепачканная кровью и сажей женщина. Ее держали двое воинов.
— Ты чудовище! — кричала и билась в руках воинов женщина. — Ты нелюдь! Прóклятый!
— Конечно. — От голоса человека в черном по телу Алена прокатилась волна леденящего ужаса. — Я хочу, чтобы ты это хорошо запомнила. Запомнила и передала другим: я ужас, который идет за вами. Я — владыка тьмы, который заберет ваши души за Грань в вечные муки. Но вечные муки будут ничем по сравнению с тем, что я сотворю с тобой и каждым из вас в жизни!
Теперь Ален увидел, что именно держит в руках страшный человек — это был младенец. Полугодовалый малыш висел вниз головой и тихонько пищал — страшный человек держал его за ножку.
Женщина обрушила на него поток брани, переросший в дикий крик, перемежающийся с мольбами и рыданиями.
Когда человек взмахнул ножом, Ален закричал и кинулся к нему.
— Нет! — кричал он. — Это же всего лишь дитя! Ты слышишь меня? Это же дитя!
Но человек не слышал. Голова младенца подкатилась к ногам обезумевшей матери.
Закрыв рот руками, чтобы не кричать, Ален неотрывно смотрел на человека. Стоящий на помосте медленно поворачивался к нему. Маг попятился.
— Но это же дитя… это дитя… — шептал Ален.
Стоящий окончательно повернулся. Это был Ален.
— Нет! — заорал он. — Я не чудовище! Я не Зверь!
Стоящий на постаменте Ален улыбался, глядя в глаза двойника.
— Это был ты. Ты — Зверь.
— Нет! Я не…
— Ты. Это — ты. Я — это ты, Грифон.
— Я не Грифон, — прохрипел юноша, не в силах оторвать взгляд от синих глаз мерзавца с трупом младенца в руках.
Синие глаза сверкнули желтым.
— Я не чудовище, — прошептал маг. И, выхватив верные клинки, кинулся к двойнику, закричал, срывая голос: — Я не чудовище! Ты слышишь? Я не Зверь! Я не Зверь! Я не Зверь!
Зверь… Зверь… Зверь…
«Зверь…» — эхом отдавалось в голове Алена, когда он проснулся от собственного крика.
Он сел на постели. Его колотило, рубашка промокла от пота. Прижав руку к сердцу, он быстро прошептал заклятие успокоения.
Распахнув настежь ставни, юноша глядел на небо. Было около четырех утра, ложиться спать уже бессмысленно. Тем более что скоро должны прийти его новые ученики.
«Зверь… Зверь…» — продолжало звучать эхо. В синих глазах все еще плескались ужас и боль.
— Я не Зверь, — прошептал небу маг. — Я не Зверь! Ты слышишь меня? Я не Зверь!
Он обманывал сам себя. Ален был Зверем и знал это. Но во сне пришла столь страшная память, что он готов был убить себя. Если бы мечи лежали ближе, сегодня утром мать обнаружила бы у себя в доме захлебнувшийся в собственной крови труп сына. Он ненавидел себя. Люто ненавидел.
— Мы все умерли. Почему, Создатель, ты не отпустил меня во тьму? Ты же обещал…
Несколько раз глубоко вздохнув, чтобы прийти в себя, он оделся и, схватив свирель, выпрыгнул в окно — встречать солнце.
Мелодия лилась чистым светлым потоком. Это была мелодия о красоте, о теплом нежном свете. Мелодия о мире. О мире, в котором закончилась кровавая война, и очнувшийся израненный мир понял, что насмерть сражался сам с собой…
Собравшиеся у калитки парни молча слушали свирель сидящего на заборе волшебника.
Мелодия плавно подошла к своему завершению и неожиданно оборвалась на низкой и зловещей ноте. Ален отнял флейту от губ.
— Пришли все-таки… — делано удивился он. — Значит, начнем! — И ловко спрыгнул с высокого забора.