Он коснулся моего лба не как обычно, а едва ощутимым поцелуем невидимых губ.
И небо словно распахнулось, озарившись жемчужным сиянием, а над Белыми горами соткался белоснежный огромный цветок, похожий на лотос. Его величина была невероятна – он вздымался над горами тысячелепестковой короной, от края до края. Он дышал, пульсировал и расцветал. Так играет огонь в очаге. Эальр – очаг на языке айров. Его белоснежные лепестки непрерывно распускались, перетекали в вечном движении, источая свет и силу. Дивную силу, от которой пело сердце и воспаряла в небеса душа.
Мне казалось, что я смотрю на это чудо из Поднебесья, вижу просвечивающие сквозь текучее пламя горные рельефы, чувствую каждый лепесток. Я видел его сердцевину цвета нежной золотисто-розовой зари. Это марево сияло над хрупкими шпилями дворца, плывущего над долиной Лета. И горы… сами горы были гигантской чашей, державшей цветок белого пламени в ладонях. Ничего более грандиозного и прекрасного я не видел и уже не увижу.
«Не увидишь, пока не вернется сердце белой магии и королева, – вздохнул дух. – Ты видел то, что я помню. Сейчас это выглядит так…»
Меня словно в сердце ударили, и я едва сдержал крик. Жемчужное сияние резко потускнело. Стройные очертания оплыли в пену. Лепестки цветка – уже не такого огромного – поблекли и хаотично свивались, а в сердцевине зияла дыра, посыпанная бело-серым пеплом. Рана, огромная рана расползалась по белому лотосу. Цветок умирал.
По щекам потекли слезы. Что бы ни случилось со мной, теперь я знаю, ради чего жить и дышать. И я вдруг странным образом почувствовал, что мой бесплотный дух-хранитель тоже плачет. Беззвучно и страшно.
«Рогнус?»
Он не ответил: нам помешали.
По мягким кошачьим шагам за спиной я понял, что приближается принц, но не повернулся. Провел ладонью по щеке, растерев мокрую дорожку.
– Что с тобой, Дигеро? – удивился Игинир. – Осторожнее с Корнем солнца. С непривычки может ударить в голову.
– Спасибо за предупреждение, ваше высочество. Я не пил.
– Ты уже полчаса глаз не сводишь с гор.
– Я впервые смотрю на них со стороны.
Он подошел, искоса взглянул в лицо.
– Я могу показаться бестактным, Дигеро, но все же спрошу: почему это величественное зрелище вызвало у тебя такие горькие чувства?
– Простите, если скажу банальность. Я внезапно обрел смысл жизни. Это оказалось очень больно.
– Болит живое, значит, ты жив, – улыбнулся северянин, чуть прищурив колдовские глаза. – Ты точно уверен, что ни капли не пил? Обычно поиски смысла жизни начинаются после третьей рюмки.
Я улыбнулся.
– Зачем искать то, что найдено?
Он поймал мой прощальный взгляд на горный пейзаж.
– Похоже, у тебя не было личного наставника, Дигеро? Тогда я, на правах старшего, тоже скажу несколько банальностей с твоего позволения. – Он сделал паузу, как будто действительно ждал возражений. Не дождавшись, продолжил: – Любовь к родине – необходимое условие для мага, но еще не смысл всей жизни. Любовь нельзя ставить во главу угла. Во имя любви совершаются такие страшные вещи, какие никогда не совершатся, если делаются с любовью. Во имя любви отнимают, а с любовью – дают. А смысл – он проще и сложнее. Он каждое мгновение – свой. И целое поймешь только на последнем рубеже. Тогда и придет смысл. По крайней мере, так говорит мой любимый младший брат, а он знает точно, он уже умирал однажды.
– О бессмертии ласхов я не слышал.
– Он полукровка. И стал вейриэном, как и его мать.
«Тоже полукровка, ничего святого», – вспомнил я ворчание Таррэ. И у этого полукровки куча ласхов, ни у одного вейриэна больше нет их в подчинении.
– Его имя Рагар?
Принц кивнул, по его волосам рассыпались жизнерадостные радужные отблески.
– Я люблю брата. Помню его мать, хотя я был еще мал. Она относилась ко мне как к родному, когда жила у нас. И Таррэ, как бы он ни строил из себя злого вейриэна, был мне настоящим другом. Потому я не могу относиться к Белым горам как к чужой стране, Дигеро. То, что происходит здесь, задевает меня за живое. Но и свою холодную родину я люблю. И мне кажется, у нас общая беда.
– Темная страна?
– Не знаю. Я тебе вот что скажу… Полгода назад мы поймали в рейде темного вейри. Отец лично допрашивал. Я не смог присутствовать, но читал записи допроса. Оказывается, они тоже любят свою страшную темную родину. Удивительно, да? А самое удивительное – там тоже творятся непонятные вещи, пугающие даже темных. Мы сначала решили – это агония и Темная страна вот-вот снимется с места и рухнет на чьи-то головы. Пятьсот лет они сосут северные земли, пора клопу отпасть… – Игинир помолчал, глядя на горный пейзаж. – Но теперь, Дигеро… Теперь, когда я увидел, что и святое Белогорье затронуто тленом, начинаю понимать, что дело не в этом.