Выбрать главу

«Это здесь. Верадка проживает тут, — сказал юноша. — Можно спросить?» — «Давай». — «Вы были в очаге в Чертогах Амало. Белый Огонь вас не убил. Почему?» — «А почему он должен был меня убивать?» — «Но ведь… Мало кому удавалось выжить в нем…» — «Ты не ответил на мой вопрос». — Адриан замолчал, посмотрев под ноги.

Сопровождавшие покинули его, и Дэйн остался один, где от нескромно выглядящего дома его отделяла каменная изгородь, обвитая плющом. Дорожка, уложенная плитками, зигзагами шла к дому, разделяя грядки с овощами и цветами.

Сняв кожаные перчатки, он постучал в дверь, при этом любуясь красотой сада. Дэйна встретила та самая Айла — женщина средних лет с белыми, молочными волосами, доходившими до пояса; они скрывали ее маленькие плечи. Сощурив глаза — не из-за плохого зрения, как могло показаться, — она поглядела на него, казалось, с жалостью, и жестом пригласила зайти, но при этом недовольно посмотрев на грязные ботинки Дэйна — он всё понял и снял их у порога. Молчанию хозяйки он не удивлялся, так как ожидал ещё более холодный приём. Внутри было уютно: свет уходящего солнца с улицы проникал через увешанные зелёным виноградом окна, освещая каждый уголок, а запах жареного мяса манил, не отпуская. Ему хотелось бы побыть здесь подольше.

«Не видно детей, не видно мужа. Она, что, одна живет?» — Одинокая, красивая женщина — зрелище редкое, как и милость Белого Пламени. Её худенькая шея держала на себе кулон с лазуритом и серебряный амулет в виде круга. На запястьях красовались браслеты с выгравированными словами, принадлежащими языку первых народов Арлена.

Айла, продолжая молчать, жестами пыталась объяснять всё ему: сначала проводила его на кухню, указав на наполненный готовой едой стол, затем, поднявшись на второй этаж, верадка показала пальцем на дверь и прижала вместе ладони, прислонив их к виску, говоря о кровати и сне.

— Вы говорите на языке марбеллов?

Она покивала головой, затем, похлопав себя по груди, прислонила указательный палец к губам. Дэйн предположил, что Айла выполняла верадский обет, требующий полного молчания на какое-то время.

За окнами на городских дорожках голосов бегающей детворы становилось всё меньше, а птиц, что выходят напевать горожанам во время заката — больше. Торговцы закрывали лавки и вместе с потоком других жителей города возвращались в свои дома, где их ждали семьи. Стоявший на городской стене молодой стражник, облокотился о парапет и с грустью наблюдал за вечерней картиной города, рисовавшейся красками увядающего тепла. Дуновения приятного ветра теперь шли со стороны Синих гор, принося с собой амбре редких цветов. Казалось, что в этот миг всё преобразовывается, и город обретает своё истинное обличие, не знающее и не ведающее о пороке, что витает посреди людей, о насилии, которое никогда не рождалось. Здесь все счастливы, и время умеет останавливаться. Дэйн любил такие мгновения, он знал, что эта панорама умеет быстро рассеиваться, а потому старался насладиться ею как можно больше, подобно тому, как его сестра наслаждается падающими звёздами под покровом ночи.

Окончив трапезу, которую для него великодушно устроила хозяйка дома, Дэйн, поблагодарив, поднялся наверх и подошёл к своей комнате. Открыв дверь, он увидел кровать, устеленную овечьими шкурами. На единственном подоконнике в глиняных сосудах росли побеги лимонника, а на стене висело полотно с вышитым пейзажем реки, устремившейся в низину, покрытую лесами. Притоки Даршоры, подумал он. Вдоль великой реки всегда произрастали удивительные травы, способные излечивать разные недуги. Меч с ножнами положил он под кровать, его одежды остались скамье. Когда Дэйн прилёг на кровать, то посмотрел на полотно и перед тем, как закрыть глаза, подумал, что Айла раньше гуляла вдоль этой реки. Когда-то ему тоже хотелось там побывать. В молодые годы, когда болезнь победила его.

Во сне он видел образы. Много образов. Какие-то проплывали медленно, подобно облакам, другие же — пробегали, не оставляя возможности нагнать их, словно время.

— Бетани пропала! Бетани! Её нет! — разносились эхом голоса женщин и мужчин, наполненных горестью и страхом. — Смилуйся, милостивый Создатель, и помоги нам преодолеть всепожирающую скорбь…