— Почему ты молчишь? Поезжай в Праден и посмотри на Луизу. Вместо объятий встретишь страх и неприятие. Если уж на то пошло, Виллен, я никогда не трогаю тех, кто не делал другим больно. Так уж получилось, что жена и дочь ни рукою, ни словом не терзали ближних. У меня тоже есть принципы.
— Ложь.
— Твои подарки для дочки, пылящиеся в хибаре, никому не нужны.
У Виллена заслезились глаза. Он выругался и вытер лицо.
— Я не убивал твою семью. Мы идём по кругу, каждый день одно и то же. Я пытался тебе объяснить, но, видимо, мы так и не придём к ответу. Никогда.
«Держи себя в руках, — сказал себе Виллен, медленно дыша. — Уже скоро».
— Как и я уже не приду домой, где меня всегда ждали. Да, у меня никого нет. Ты забрал всех моих близких. Я совсем один. Один.
— Вы одиноки на протяжении всей жизни. От утробы до гроба. Все твои близкие были иллюзией; они все рано или поздно пропадают, умирают… Бросают. А ты — один. И только я всегда рядом. Наблюдаю и оберегаю. Ты же знаешь это. Должен, по крайней мере, знать. Все уходят, оставаясь лишь в воспоминаниях, а затем и воспоминания улетучиваются, забирая с собой часть тебя. Ты связал с этим явлением всю жизнь. Поиски и ещё раз поиски, а затем — неудача, крах, разочарование, к которым привык, ведь мало кто возвращается.
В тот день уже стояла ранняя весна. Луиза собирала подснежники в саду, а Виллен с женой готовили обед. Он рассказывал ей о рыцарских турнирах, которые видел недавно, о победителях и проигравших, о красотах других стран. Когда он отошел к озеру, чтобы забрать хранящееся в прохладной воде мясо, то услышал крик. Виллен увидел дочь, повешенную на дереве. Рядом стоял Града и махал ему, а у его ног лежала жена. Аннет летописец вырвал сердце, как тому лучнику в Ландо. «Когда я почти добрался до него, Аед исчез, спалив березовую рощу». Виллен, выбравшись из пылающего леса, уже ничего не помнил. Града заставил забыть.
— Дочка была моим счастьем, — сказал Виллен и прокашлялся кровью. Его время подходило к концу, ведь жертвы мизгиря с заячьей губой отомщены. — Ты знаешь, кем бы она стала?
Града промолчал.
— Конечно, не знаешь. — Виллен приблизился к летописцу. — Откуда тебе знать, чудовище, что такое человек?
— Она бы никогда не стала твоей матерью.
— Что?..
— И твоя жена никогда бы не заменила маму.
— …Что ты несёшь?..
— Никто из них никогда бы не заменил её.
— Прекрати… — сказал дрогнувшим голосом Виллен.
— В каждой спасённой жизни ты пытался отыскать частичку того тепла, которую ты ощутил в младых годах. От родной матери. Но невозможно вернуть ту любовь, коей одаривали тебя, будучи ребёнком. Даже я не смог, но попытался. Поэтому ты ошивался в Ландо, забредал в Долину Цилассы, гулял среди мёртвых, пытаясь попасть в прошлое. Не для того, чтобы уберечь себя маленького от меня. А для последнего объятия с матерью.
На месте Аеда Грады стояла загорелая женщина в черном пеплосе. Родная синева в ее глазах не отпускала. Виллен словно ребёнок, перенёсший потрясение, застыл на месте и ничего не смел сказать.
— Идем, мой мальчик, — сказала сквозь слёзы мама и подняла руки. — Обними меня.
— Мама…
Он обнял ее.
— Я так по тебе скучал. В какой хаос ты меня окунула в тот холодный вечер. — Он крепче прижал ее к себе. Макияж растекался по лицу матери. — Почему ты ушла?
— Солнце, я бы никогда не оставила тебя.
Клиенты называли ее Дайоной. Образ авелинской жрицы был самым популярным, и последние годы она обслуживала мужчин в черном платье.
— Мой мальчик, что они с тобой сделали? — Она притронулась дрожащими ладонями к его лицу. — Что с тобой сделала жизнь?
— Не знаю… Я не хотел такого для себя и никогда не желал жить в жестоком мире. — Виллен чувствовал биение ее сердца. — Я так устал, мам.
— Теперь тебе не нужно никуда идти. Ты нашел меня.
— Да, и я приготовил тебе подарок.
— Какой же, солнце? Я так их люблю.
«Еще немного».
— Я нес его сквозь лишения и забытье по дождливой дороге. В одиночестве. Для любимой матери.
Сердце ее бьется так быстро.
— Ну давай же, не томи. Я в предвкушении.
«Сейчас».
Виллен вонзил кинжал в тело матери. Потом еще раз и еще раз. Она пала на колени и обняла его за ноги.
— Сынок, зачем?!
Он не останавливался и продолжал лезвием добираться до сердца.
— Будь ты хоть в образе матери или папы, я не остановлюсь! Знаю, кто я! Все еще помню!
Града, снова вернувшись в полюбившийся ему облик отца Виллена, пытался остановить удары, но ему не хватало сил.