В его доме горели свечи, как на первом, так и на втором этаже. Дэйн осторожно приоткрыл дверь.
Сестра читала книгу за столиком в прихожей.
— Катарина.
— Дэйн! — вскрикнула Катя и побежала к входу, но затем остановилась. Ее глаза обо всем говорили. — Что с тобой случилось?! Твоя кожа…
— Знаю. — Он снял плащ и повесил его на крючок. — Так рад тебя видеть, сестренка.
— Я тоже, — сказала она, улыбнувшись.
— Что с Марией?
— Мария…
— Да, с Машей. Что с ней? — Дэйн подошел ближе и посмотрел на лестницу, ведущую в спальню. — Она разговаривает?
— Она ушла.
— Как это?
— Взяла и ушла. Голос и силы вернулись к ней, но покинула Мереле она незамедлительно.
— Куда ушла? — Дэйн, не дождавшись ответа, пошел на второй этаж.
— Дэйн, подожди!
— Мария! — крикнул он, идя по коридору. — Мария, где ты?
В спальне никого не было.
— Я знаю, где она. Маша оставила тебе письмо, ну и я прочитала.
— Где письмо?
— В верхнем ящике.
Дэйн вытащил бумагу, исписанную аккуратным почерком.
Все мое время, проведенное в безмолвии, я находилась в затерянном городе. Сны постоянно уносили меня к нему, и там я встречала нашего сына. Знаешь, это странное место, полное загадок, кои ты любишь. Оно завлекает и ласкает, как твои прикосновения. Здесь все напоминает о тебе. У нас не получилось в Мереле, но, возможно, мы найдем счастье здесь? Приезжай в Иши. Здесь никто не стареет. Не знаю, когда ты прочтешь письмо, но я уже к этому времени, наверное, окажусь там.
Мы с Фабьеном будем ждать тебя в Сером Городе.
— У вас ведь нет детей? О ком она написала? Какой еще Фабьен? — спросила Катарина.
Дэйн сел на кровать, уставившись в стену. Еще раз перечитал. Возникло непреодолимое желание заглушить боль вином. Благо, у него много запасов.
— Когда я только стал капелланом и мне открылись невиданные дороги, она сделала аборт. Я заставил ее сделать аборт. Маша хотела назвать сына Фабьеном.
— Зачем? — непонимающе спросила сестра. В голосе не пряталось осуждение.
— Духовному лицу ордена не положено иметь детей. Белое Пламя благословило меня и избавило от подагры, я не хотел это все терять.
— Это страшный грех. Убийство… Предок проклянет тебя за это.
— Уже проклял. Из-за моих действий пострадало много близких мне людей. Белое Пламя убило их. Все боги, наверное, уже давно прокляли меня. Я пытался исправить все этой поездкой в Лирвалл. Никаких писем от барона Малберта не было. Илрион Лекр ничего не знал о пропаже. Орден не посылал меня искать Бетани Лир. Я сам решил ехать, потому что надо было что-то менять. Планировал отыскать дочку герцога и одолеть Белоликого.
Сестра дотронулась пальцами до лица и после недолгого молчания спросила:
— Что это за Серый Город? И о каком Белоликом ты говоришь?
— Место, порожденное людским гневом и страхом. Его еще называют Городом Ужаса. Некоторые религии упоминают его в текстах.
— Ты ведь не поедешь туда?
— Можно закрыться дома, пить вино, смотреть в зеркала и вспоминать былые дни, делая вид, что снаружи ничего нет и невзгоды никогда не придут. Но они придут рано или поздно, а я окажусь не готов. Убью Белоликого, а затем… Затем отправлюсь в Серый Город, чтобы встретиться со своими страхами и поставить точку. Так я дальше не могу жить. — Дэйн притронулся к повязке на шее. — У Белого Пламени есть второй облик — человеческий. Когда я прошел омовение, оно взяло мою внешность и стало терзать жителей королевства. В Ландо, в обители Белоликого, я не осмелился спуститься в погреб. Скоро эту ошибку исправлю.
Града провел его. Что еще можно было ожидать от создания, исполняющего желания? Дэйн подошел к шкафу и открыл дверца. Увидел бутылку с вином.
— Мне это больше не нужно, — сказал он, повернувшись к сестре. — Можешь вылить.
— Что бы ты ни предпринял, тебе нужно все обдумать. Ты не выживешь в Городе Ужаса.
— Я, скорее всего, не переживу бой с Белоликим.
Он посоветовал Кате идти спать и сам отправился в свою комнату. Из открытого окна доносились песни ночных птиц. Ветер легонько прикасался к рукам. Зеркала окружали его. В отражении Дэйн видел себя таким, каким всегда хотел быть.
— Ну как ты? Тяжелая выдалась поездка? — спросил его Белоликий.
— Тяжелая. — Дэйн взял стул и подсел к зеркалу у кровати. — Думал, полегче будет.