- Я не Грифон, - прохрипел юноша, не в силах оторвать взгляд от синих глаз мерзавца с трупом младенца в руках.
Синие глаза сверкнули жёлтым.
- Я не чудовище, - прошептал маг. И, выхватив верные клинки, кинулся к двойнику, закричал, срывая голос: - Я не чудовище! Ты слышишь? Я не Зверь! Я не Зверь! Я не Зверь!
Зверь... Зверь... Зверь...
"Зверь..." - эхом отдавалось в голове Алена, когда он проснулся от собственного крика.
Он сел на постели. Его колотило, рубашка промокла от пота. Прижав руку к сердцу, он быстро прошептал заклятие успокоения.
Распахнув настежь окна, юноша глядел на небо. Было около четырёх утра, ложиться спать уже бессмысленно. Тем более что скоро должны прийти его новые ученики.
"Зверь... Зверь..." - продолжало звучать эхо. В синих глазах всё ещё плескались ужас и боль.
- Я не Зверь, - прошептал небу маг. - Я не Зверь! Ты слышишь меня? Я не Зверь!
Он обманывал сам себя. Ален был Зверем и знал это. Но во сне пришла столь страшная память, что он готов был убить себя. Если бы мечи лежали ближе, сегодня утром мать обнаружила бы у себя в доме захлебнувшийся в собственной крови труп сына. Он ненавидел себя. Люто ненавидел.
- Мы все умерли. Почему, Создатель, ты не отпустил меня во тьму? Ты же обещал...
Несколько раз глубоко вздохнув, чтобы прийти в себя, он оделся и, схватив свирель, выпрыгнул в окно - встречать солнце.
Мелодия лилась чистым светлым потоком. Это была мелодия о красоте, о тёплом нежном свете. Мелодия о мире. О мире, в котором закончилась кровавая война, и очнувшийся израненный мир понял, что насмерть сражался сам с собой...
Собравшиеся у калитки парни молча слушали свирель сидящего на заборе волшебника.
Мелодия плавно подошла к своему завершению и неожиданно оборвалась на низкой и зловещей ноте. Ален отнял флейту от губ.
- Пришли всё-таки... - делано удивился он. - Значит, начнём! - И ловко спрыгнул с высокого забора.
Парни, с холщовыми мешками за спиной, доверху забитыми тяжёлыми камнями, задыхаясь и выбиваясь из сил, бежали по лесу уже третий час. Росомаха обливался потом и костерил то себя, то мага на чём свет стоит. Но раз за разом переставлял немеющие ноги. Ален бежал неподалёку, даже не запыхавшись.
- Ровнее шаг! - донёсся его голос откуда-то с задних рядов. - Не отставать, сопливые девчонки!
Начался очередной крутой подъём. Росомаха, назначенный десятником, бежал вперёди всех, почти не разбирая дороги. Лисёнок Лёня, бежавший самым последним, не выдержал и упал. Попытавшись подняться, он упал снова. Неведомая сила оторвала его от земли, поставила на ноги. У силы были очень злые синие глаза.
Сорвав неподъемно тяжёлый мешок со спины Лисёнка, маг закинул его себе за спину и швырнул мальчика за остальными.
- Вперёд! - рявкнул он. - Быстро!
И сам побежал, не замечая груза за спиной. Быстро обогнав строй, он остановился на вершине холма.
- Привал! - объявил он, как только последний смог достигнуть вершины.
Изморенные ребята попадали там, где стояли. Ален скинул с плеч рюкзак, набитый камнями, и прошёлся между лежащими на земле, вглядываясь в их лица.
- Это только начало, - громко произнёс он. - Это была демонстрация того, насколько каждый из вас слаб и немощен. Час на отдых! После чего освобождаете свои мешки от камней и возвращаетесь. Завтра строим тренировочный лагерь у реки!
Парни облегчённо вздохнули.
- Это будет вдесятеро больше той работы, что вы проделали сегодня, - предупредил Пламенный.
Росомаха тихо проклял тот день, когда родился изверг, которого он добровольно напророчил себе в учителя. Ален, обладая отличным слухом, только усмехнулся.
На следующий день с рассветом началось строительство тренировочного лагеря. Для этого выбрали и расчистили большой участок земли у реки. С одной стороны был пятиметровый обрыв, с другой - непроходимый бурелом, и только восточная часть была открыта. На восток уходила тропка к деревне.
Двадцать два человека работали в полную силу: расчищали сто пятьдесят метров земли от кустов и высокой травы, рубили деревья на частокол, копали, косили, тесали... Ален наблюдал, сцепив за спиной руки в перчатках. Он не помогал, лишь отдавал приказы.
К концу дня едва держащиеся на ногах парни с трудом закончили огораживать высоким и толстым частоколом свой лагерь. Ален требовал стену не ниже трёх метров в высоту и из исключительно толстых брёвен.
Домой добровольные новобранцы возвращались бегом.
Весь следующий день дубравцы строили казармы и наблюдательные посты.
- Это называется укрепление?! - неожиданно раздался раздражённый голос за спиной усталого, голодного и злого Мирослава, высокого и сильного юноши.
Ален обошёл парня и толкнул рукой жердину. Толстое бревно опустилось под его пальцами, словно тростинка на ветру.
- Всё выкопать и переделать! - приказал он.
- А почему ты не работаешь, а? - с внезапной яростью сказал Мирослав. - Только указания раздаешь! Ты обещал учить нас, но пока я только работаю тут, как каторжник! И никакого учения не вижу! Ты бы хоть попробовал поработать с нами наравне!
Стоявшие поближе ребята остановили работу и с интересом обернулись.
- Ты закончил? - ледяным тоном поинтересовался волшебник.
- Да! - рявкнул Мирослав, нависая над маленьким и хрупким магом.
- Тогда смотри, Мирославка, - почти ласково произнёс тот. - И вы, все, тоже смотрите! - Повысив голос, Ален оглянулся на других ребят.
Медленно протянув больную правую руку к жердине, обхватил толстое бревно. Резко дёрнув вверх, он вытащил его из земли. У Мирослава отвисла челюсть. Он сам вкапывал жердину и знал, как крепко она сидела в земле. А командор лишь усмехнулся и, резко размахнувшись, вогнал бревно в сухую твёрдую землю почти на треть. Бывший бунтовщик забыл, как дышать.
- Когда кто-нибудь из вас, оболтусы, сумеет сделать так же, можете начинать со мной спорить! - бросил маг замершим дубравцам. - А до тех пор - чтобы я ни единого слова не слышал!
Это был первый и единственный раз, когда кто-то посмел ему перечить.
Сделал он и ещё одну немаловажную вещь: включил в рацион дубравцев набор специальных веществ. Щепотка безвкусного порошка, похожего на мелкую соль, в тарелку каждого, ежедневно. Мышечный модулятор, клеточный стимулятор... Это была довольно сильная вещь, без которой сам Ален первое время в армии и всё время в госпитале не мог обойтись. До сих пор иногда даже ему очень нужен был этот серый порошок, чтобы не чувствовать невыносимую боль во всём теле.
На сооружение задуманного лагеря ушло почти три недели. Работали по шестнадцать часов в сутки, и когда лагерь пустел, Ален многое делал сам, один. Не позволяя себе спать ночами, он работал, доводя себя до предела.
На восемнадцатый день тренировочный лагерь был закончен. Изрядно окрепшие парни и усталый Ален с гордостью осматривали деяние рук своих. Большую часть лагеря занимала тренировочная площадка: пятнадцатиметровая стенка с канатами, висячие лестницы, турники. Ещё были "вертушки" - вертикальная вращающаяся палка с двумя вделанными в неё дубинами, одна вверху, другая внизу. Стандартные "маховики", призванные тренировать ловкость парней. Изощренная полоса препятствий за чертой лагеря. И "тропа смерти", прозванная так за то, что в её начале рукой молодого ветерана было написано: "Упасть - значит умереть!". "Тропа смерти" была до поры до времени запрещена для новобранцев, лишь иногда на ней тренировался сам командор.
Великолепно укреплённый, снабжённый наблюдательными постами лагерь также вмещал в себя казарму, здоровенный погреб под ней, три тайных хода, несколько нужников и подведенную с реки воду. Все они могли по праву гордиться тем, что построили.
В тот день Ален позволил парням отдохнуть, а сам всю ночь ходил по лагерю, потерянный и унылый. Он ненавидел всё, что делал. Война закончилась. А это было продолжение войны. Он ненавидел войну.