Через две минуты белесые клубы опали, молочные струйки втянулись внутрь острова, и на экране… на экране все было по-прежнему. Вырисовывались контуры острова, на ближнем плане виднелись все те же кустики редкой высохшей травы да кое-где гранитные валуны. Андрей оглянулся на куб, холодея в предчувствии неудачи. Индикаторы мерно щелкали, модель звучала ровным малиновым звоном, отмечая нормальное завершение Стройки. Все было в порядке… и в то же время ничего не было! Но гравиторы брали полную мощность, нуль-приемник был готов к транспортировке…
Андрей, конечно, ожидал сюрприза от блока топологии, но такого! Он оглянулся на растерянно молчащих строителей, хотел было что-то сказать, но передумал и резко шагнул прямо в открытую пасть нуль—приемника, ведущего в никуда. Все инстинктивно рванулись к нему, чтобы задержать переброску, но уже загорелся зеленый огонек приема, и Андрей исчез…
Ярослав, оказавшийся позади всех, спокойно заметил:
— В былые времена конструкторы становились под выстроенный по их проекту мост при первом испытании на полную нагрузку.
— Как ты можешь? — возмутился Игорь.
В студии установилась та особая давящая тишина, которая угнетает слух сильнее самого громкого и неприятного звука. Ярослав продолжил:
— Я видел однажды любопытную старинную гравюру, Эсхера, кажется. Представьте себе крепость со стенами разной высоты, между которыми перекинуты лестницы. Люди взбираются по одной лестнице с более низкой стены на более высокую, потом по ровной горизонтальной стене доходят до другой лестницы, которая ведет еще выше, но почему-то на ту же первую стену. И так далее, по кругу.
— Ну и что? — нетерпеливо спросил Игорь.
— Да нет, ничего. Просто модель Андрея с самого начала напомнила мне эту забавную картинку.
Он подошел к настенному чертежному экрану, быстрыми штрихами набросал высокие крепостные стены с переброшенными поперек лестницами, обозначил на них смешных маленьких человечков с кривыми ножками и щелкнул клавишей. Человечки поспешно побежали по ступенькам.
На внешнем экране стереовизора вдруг появилось лицо Андрея, даже не лицо, а голый череп с шевелящейся дымкой волос — экран все еще был переключен на интровидение. Кто-то щелкнул клавишей, и лицо стало обычным.
— Я ничего не могу понять, — смущенно заговорил Андрей с экрана. — Музей построен, все в полком порядке и нормально работает. Вот только нуль-выход меня не выпускает. Я пытаюсь вернуться к вам — и все время попадаю обратно в вестибюль. Не могу понять, в чем тут дело.
— Так уж и не можешь? Или не хочешь? — отозвался Ярослав.
— Подожди, цензор. Андрей, так что, Стройка осуществлена? — спросил Игорь недоуменно.
— Я же говорю — все на месте. Гравиторы в режиме. Я связался с библиотекой — центральный тезаурус тоже включен. Экраны внешнего обзора показывают парк, планировка заданная. Только выходы замкнуло на себя… Ну, конечно, замкнуло на себя! В этом-то и дело!
— В чем дело? Ничего не понимаю…
— Да в том, что при проектировании я заложил в модель топологическую односторонность. Ну и еще кое-что… Видеосвязь стандартная, поэтому мы видим друг друга, а вот сеть нуль—транспорта замкнулась в нечто вроде кольца Мебиуса, только порядком выше… Что же теперь делать — не разрушать же здание? Да и где он — музей, ведь на экране голый остров. Не получилось, Игорь, ничего я тебе не доказал…
— Какие вы все-таки: не получилось, не доказал… — раздраженно вмешался Ярослав. — Посмотри кругом — стоит музей? Посмотрите на экран — остров не тронут? Разве не в этом заключалась твоя задача, Андрей, — сохранить природу нетронутой и построить Дом? Потом сами разберетесь, в чем тут дело. Может, музей существует в другом измерении, а может — искривилось пространство. Но главного ты добился. А выход… Подумай, найдется и выход. Я вижу два, по крайней мере. Самый простой — вот…
Цензор подошел к чертежному экрану с нарисованной на нем крепостью. По ее стенам все еще карабкались смешные человечки. Подобрав какую-то палочку, он несколькими штрихами пририсовал сбоку еще одну лесенку, с виду вроде бы изогнутую куда-то кверху, но длинными неровными перекрещивающимися ножками упирающуюся в песок у подножия крепости. Человечки гурьбой ринулись к ней и засеменили по ступенькам: вверх по отношению к крепости, но в то же время — к земле. Когда последний из них коснулся почвы, а первые уже удобно устроились на полянке, задрав кривые ножки и болтая ими в воздухе, Ярослав сказал:
— Вот и все. Пририсуй к своей «двери Мебиуса» другую дверь, только вывернутую в обратную сторону, — и можешь возвращаться. А впрочем…
Он подошел к модели, засунул внутрь левую руку с палочкой, правой коснулся чертежного экрана с нарисованной лестницей и щелкнул клавишей еще раз.
Тотчас внутри стереовизора четко обозначилась грубо сколоченная березовая лестница с загнутыми гвоздями на краях перекладин. Ее нижний край упирался в подножие гранитного валуна посередине острова, а верхний, изогнувшись, устремлялся вниз и пропадал в густой траве метрах в трех от камня.
— Спускайся, Андрей. — Цензор вытер руки одна о другую.
Слышно было, как на острове прошелестел сначала легкий ветерок, затем среди травы, там, где изгибалась лестница, появились ноги в серых брюках, а потом и весь Андрей. Он мягко спрыгнул с лестницы. Игорь оглянулся на Ярослава, но того уже не было в студии. «Мавр сделал свое дело», — усмехнулся Игорь.
Через полчаса Андрей с Игорем сидели в рабочем кабинете студии. Их бригады, объединившись, возились с моделью, проектируя для нуль-приемников новые двери, невероятно изогнутые, зато пропускающие в обе стороны. Конструкторы молчали. Слишком многое надо было продумать, что-то отбросить или преодолеть.
— Вот и разрешился наш спор… Что может быть естественней природы, чем она сама?
— Для Ярослава это очевидно, — в тон ему отозвался Андрей.
— Слушай, а почему Ярослав такой? Я понимаю, интуиция и тому подобное, в этом они, поэты, далеко ушли от нас, инженеров. Поэт и цензор… Но сам он, его характер? Почему все-таки мы недолюбливаем их? Или они сами дают нам повод?
— Да, я заметил, что иногда Ярослав специально злит нас. Зачем?
— Как-то раньше я спросил его об этом. И знаешь, что он мне ответил?
— Наверное, как всегда, сказал, что ситуация напоминает ему одну старинную картину?
— Ты прав, но не совсем. Он прочел мне стихотворение, автора я не запомнил. Какой-то древний цензор. Текст тоже не помню, только название — «Герильеро — городской партизан», да строчки из середины:
…Здесь нет прохожих, и непричастным никто не верит.
Случайно пулей меня задело — я герильеро.
Ночного города шумы заглушат голос…
— Дальше забыл…
— А ты не помнишь такого случая, чтобы Ярослав или, скажем, другой цензор запретили проводить Стройку или Эксперимент?
— Н-нет, не помню… А что?
— И никто не помнит. Такого просто не было. Я специально проверял: за последние сорок лет ни один цензор не помешал ни одной Стройке! Я думаю, так обстоят дела не только в архитектуре. Знаешь, в этом что-то есть.
— Скажем, так, — подхватил Игорь. — Поэты существуют для того, чтобы помешать осуществлению проектов, которые опасны для людей своей незрелостью, несоблюдением вкуса, искажением эстетических норм…
— Ярослав был против Стройки. Хотя официально ее и не запретил… Кт или чт осуждает, но не запрещает, в то же время страдая и исправляя последствия наших ошибок, принимает на свой счет причиненное зло, вызывая на себя огонь, как тот герильеро из стихотворения старинного цензора? — тихо спросил Андрей.
— Совесть, — так же тихо ответил Игорь.
БЕЛОЕ ПЯТНО НА КАРТЕ
С Сергеем были мы земляками. Вместе ходили в школу, вместе озорничали. Школа была на весь городок одна и обходилась без номера. Жили мы рядом и часто встречались на футбольном поле, когда играла улица на улицу. Потом вместе же поступили в соседнем большом городе в университет — я на физфак, а он на биологический. Дальше наши пути надолго разошлись.