Кирзовое голенище поддавалось туго. Операция была нелегкой, болезненной. Выдержал ее Парфен, до крови закусив губу, благодаря одной лишь солдатской гордости.
Когда стянули разрезанный до твердого задника сапог, оказалось, что резать нужно еще и штанину...
Нога выше щиколотки уже заметно распухла. Острая боль не затихала ни на миг. Парфен попросил ребят взять из мешка два индивидуальных пакета и, не обращая внимания, если он будет стонать или дергаться, туго перебинтовать. Откинувшись на спину, стиснув зубы, выдержал и эту операцию. Да и хлопцы, его спасители, действовали более ловко и толково, чем он ожидал.
Аполлон, например - как-никак, а все-таки сын заведующей аптекой, знал, что в таких случаях нужно было бы применить йод и холодный компресс, но о йоде сейчас и думать было нечего, а бежать по воду далеко, понадобилось бы много времени. Обошлись прохладными листьями сочного степного подорожника.
Все это длилось довольно долго. Слишком даже долго, как показалось Парфену. Держался одной лишь мыслью, что множество людей в этой войне и даже в эту минуту испытывают куда более сильные, поистине невыносимые, по-настоящему адские муки.
"Что ни говори, - пытался он мысленно перебороть жгучую боль, - мне еще хорошо, совсем хорошо... Мне еще вон как повезло! Мало сказать: повезло! Я простотаки, как говорится, в рубашке родился!.."
Но все же, когда мальчишки обвязали его под мышками стропами парашюта и начали спускать в темный колодец, открывшийся вдруг на ровном, заросшем сухой травой месте, Парфен надолго потерял сознание...
"Что ни говори, а мне в самом деле везет! - подумал Парфен, придя в себя и осмотревшись вокруг. - И вообще, и с этими мальчишками! Это ж только подумать!
Попасть в такую неприятность с ногой и вдруг..." Эти дети, это надежное укрытие, которое словно бы специально было приготовлено для него! Мягкая солома, одежда, пища, вода и даже лампа. Настоящая керосиновая лампа, которая вполне прилично освещает каждый угол этой пещеры и лица его новых боевых товарищей. Молодцы хлопцы! Молодцы! И теперь уже ясно, что он сможет довериться им целиком.
Парфен, казалось, совсем уже приободрился, настроение у него улучшилось, на душе снова стало надежно, появилась уверенность, что все будет хорошо: он вскоре встретит своих, и задание командования будет выполнено... От этих мыслей даже боль, казалось, чуть затихла...
Он лежал на соломе, под головой у него был мешок, тоже набитый соломой. Справа от него на глиняной завалинке сидели хлопцы. Слева светила лампа, бросая желтоватый отблеск на их совсем еще детские липа.
Самый маленький только что убрал у него со лба влажную тряпочку, поставил на лежак кружку с водой, и теперь все трое скдят молча. Внимательно, с любопытством посматривают на человека, который упал на них прямо с неба.
Оказался этот человек вовсе не дяденькой, а молодым, слишком даже молодым парнем. И это было еще значительней и интересней. При других обстоятельствах они с таким, конечно, были бы просто на "ты", а вот поди же... Парашютист, и отважный какой! Где уж там на "ты".
Парфен отпил несколько глотков, передохнул. Еще раз присмотрелся к их сосредоточенным лицам.
- Ну что же, партизаны, давайте познакомимся поближе...
Это "партизаны" хлопцам явно понравилось. Однако ни один из них и бровью не повел. Их лица так и остались замкнутыми, сурово-сосредоточенными.
- Начнем с тебя, - продолжал Парфен, обращаясь к самому высокому и, как ему казалось, самому старшему. - Тебя как зовут?
- Тимко, - низким баском прогудел высокий и добавил, сдержанно улыбнувшись: -Тимко Цвиркун.
- А тебя? - перевел взгляд на среднего, с вихрастыми, русыми, давно не стриженными волосами.
Тог вздернул редкие рыжеватые бровки, отчего личико его с большим ртом и сухими острыми скулами обрело недетски строгое выражение. Буркнул скупо, коротко:
- Марко... Окунь...
- А тебя?
Самый маленький ростом, который оказался самым старшим и носил фамилию Стреха, насупился, помолчал. Потом было открыл рот и снова крепко стиснул губы. У него, оказывается, не было переднего зуба, и поэтому некоторые слова он произносил с присвистом.
- Як тебе обращаюсь, - повторил Парфен.
- А! - дернул плечом Стреха.
- Что "а"?
- Его Аполлоном зовут, - опередил других высокий, широко и словно бы даже насмешливо улыбаясь.
- А!.. - уже по-настоящему сердито буркнул Аполлон. Чувствовалось, что имя это ему совсем не по душе, что причиняет оно ему одни лишь огорчения и что он так и не может простить этого "скверного" имени своей хорошей матери.
- Ну почему же? - успокоил его Парфен, - Имя как имя!.. Нормальное. А скажите, хлопцы, это все вы сами вырыли или помогал кто?
- Сами.
- А как же вы рыли?
- Ночами.
- А кто еще знает об этом укрытии?
- Никто. Только мы втроем.
- А долго копали?
- Да почти три месяца.
- И никто не заметил?
- Никто. Мы понемногу. И сразу же все прикрывали.
- А матерям что говорили?
- А что им говорить? Все равно целое лето ночуем то в степи, то здесь, только не дома. Чтобы, значит, в Германию не захватили внезапно.
- А почему к партизанам не ушли? - спросил Парфен, помолчав.
- К партизанам? - Аполлон даже свистнул сквозь дырочку в зубах. - Если бы мы знали, где они, эти партизаны!
- А что, нет разве партизан?
- Есть-то они есть, почему же. А вот только где...
- Откуда же вы тогда знаете, что есть?
- Ну, как же!.. Всюду только и слышно: "Молния"
да "Молния"! Говорить о них говорят повсюду, а вот разыскать - не разыщешь.
- А про отряд имени Пархоменко ничего не слыхали?
Все трое приумолкли и задумались.
- Пархоменко? - переспросил Аполлон. - Нет, чтото не слыхали... Правда, никогда не слыхали...
- Ну, как же! А где Каменский лес, знаете?!
- Ле-ес? - удивился Аполлон. - Каменский?! Где же это у нас такой лес?
- Нет у нас такого леса! - добавил и Марко.
- У нас только Подлесненский, Зеленая Брама!
И там, говорят, бывали и партизаны из "Молнии".
Да вот разве еще "Круглок"? Так там и леса кот наплакал! - закончил Тимко. - Всего десятин восемь!
- Постойте! - воскликнул Парфен. - Что-то вы не того. А ну возьмите-ка планшет, карту. И лампу давайте сюда. Ну, вот же он, Каменский лес! постучал ногтем по зеленому пятну севернее города К.
- В самом деле есть такой! - протянул Аполлон, склонив голову, чуть не касаясь острым носиком карты. - Только это вон где!..
- То есть как это "вон где"?!
- А так и есть. Километров полтораста отсюда, если не больше.
- Ка-ак?! - воскликнул, поднявшись на локоть, Парфен и сразу же упал на спину от боли. - Полтораста километров?! Быть того не может! А мы, по-вашему, сейчас где?
- Может, не может, - нахмурился Аполлон, - а только где же нам сейчас еще быть! Вот здесь!
И он ткнул тоненьким, с черной каймой грязи под ногтем, розовым пальцем в какую-то точку между Новыми Байраками и Терногородкой...
Долго с недоверчивым удивлением смотрел на это место ошарашенный Парфен.
"Так это же... так это же... - думал он, вспоминая огромную карту в штабной комнате и разговор у этой карты, - так это же, выходит... "Белое пятно"!"
И, обескураженный неожиданным горьким открытием, надолго умолк. После катастрофы с ногой это был второй тяжелый удар.
Парфен лежал молча, с закрытыми глазами, тяжелые думы не давали ему покоя: "Как же это так? Как могло случиться такое? И что же теперь делать?" Если бы не нога, он мог бы как-то выйти из положения и сориентироваться. А так?
Выходит, их выбросили вовсе не туда, куда нужно, а прямо в самый центр неразведанного "Белого пятна".
Да еще и рассеяли бог весть на сколько километров друг от друга. Именно потому и не оказалось тут поблизости никого из своих... Все они, конечно, здоровы. Не каждому же ноги ломать! Каждый в свое время сориентируется и, поняв что к чему, примет единственно правильное решение, станет пробиваться к Каменскому лесу... А он?