выбирать не из чего...
Они отходят в глубь вырубки. Над почерневшими дубовыми пеньками, утонувшими в высоком папоротнике, густое переплетение пышных кленов, ясеней, грабов, орешника. Высоко поднимают белые зонты кусты болиголова, валерианы и деревея.
Останавливаются за кустом терна. Собственно, не за кустом, а в зарослях переплетенных между собою многолетних корневищ. Петро притаился между кустом терна и буйными побегами молодого вяза, Павло - в пяти шагах, скрывшись за кустом заплетенного ежевикой шиповника. Совсем, выходит, неплохая позиция. С поля, с опушки их не видно, прямо через кусты терна не продерешься. Хочешь не хочешь, обходи с боков... И где только Петро научился? Вроде бы с виду и не очень оборотистый, а вот, поди же... врожденный разведчик!
Напряженно, затаив дыхание, хлопцы ждут... В лесочке, среди деревьев и кустарников, пронизанных золотистыми лучами предвечернего солнца, все еще стоит глубокая тишина... Глубокая и жуткая.
Петро выжидает - напряженный, подтянутый, готовый к любой неожиданности: побежать, упасть на землю, нажать на спуск автомата или швырнуть гранату. Он весь - внимание, весь - слух и зрение. Глаза широко открыты, ноги как пружины, одна рука сжимает гранату, другая - автомат... Как это начнется? И чем закончится? С чего придется начинать - с автомата или с гранаты?..
Ожидание долгое, напряжение невыносимое. Время тянется очень медленно, минуты кажутся часами.
А потом все закружилось вихрем, так что разведчик не успевает фиксировать в памяти свои и чужие действия.
Все происходит как бы само по себе. А он - Петро - просто стоит и слушает, наблюдает все это со стороны...
Разом возникает, надвигаясь, монотонный однообразный гул. Будто дружный дождь по соломенной крыше, топот ног... И, прорываясь сквозь этот топот, где-то совсем близко хриплый, скрипучий голос:
- Дистанцию!.. Мать вашу так... Не разрывайся!
В отару не сбиваться, болваны!.. Дистанцию!..
Рядом, всего в трех шагах, качнулась и отошла в сторону ветка бузины. И, будто из воздуха появившись, высунулась чья-то харя... В почти такой же, как и у Петра, пилотке, только надетой почему-то поперек, под круглым носом тараканьи рыжие усы, круглый разинутый рот и
такие же округленные, испуганно-застывшие глаза. На какой-то бесконечно длинный миг эта физиономия упирается невидящим взглядом в лицо Петра, будто ожидая чего-то необычного - взрыва, выстрела, и потом вдруг облегченно вздыхает:
- Фу!.. Ну, что там?..
- А что? - внешне спокойно, но каким-то деревянным голосом переспрашивает в свою очередь Петро.
- Что ты там видишь?
- Тебя вижу.
- Э!.. Слушай, давай лучше вместе... Ближе друг к другу. Не так страшно.
- Давай! - охотно соглашается Петро, сбрасывая внезапное оцепенение. Эй, Павло, давай-ка ближе!
Рыжий полицай с тараканьими усами, пожилой уже мужчина, медведем проломившись сквозь кусты, подходит к хлопцам.
- Тю!.. - восклицает не то с досадой, не то с удивлением. - А я думал...
- Индюк думал и сдох, - почти механически парирует Петро.
Где-то позади, удаляясь, вероятно двигаясь вдоль цепи, сыплет матом обладатель скрипучего голоса:
- В отару, в отару не сбивайтесь, как овцы... так вас растак!..
Рядом с хлопцами и рыжим уже ломятся через кусты еще четверо или пятеро. В синем мундире, в изодранном немецком кителе, в черном пиджачке с белой повязкой на рукаве, а один в зеленой, такой, как и у парашютистов, стеганке.
- А я думал, Петро, - совсем уже осмелев среди людей, заканчивает усатый.
- Так я же Петро и есть! - улыбается в ответ Гаркуша.
- Гы!.. Может, и Петро, да только не тот. Тот вон он!.. А вы, хлопцы, откуда же? Терногородские или из Скального?
- Бери еще дальше, - включается в игру Павло Галка. - А ты?
- Я что. Я здешний. Новобайрацкий. А вы не иначе откуда-нибудь из Гуманя?
Слово "новобайрацкий" на миг чудно как-то вспыхнуло в голове Петра, кольнуло тревожно и коротко, будто тонкой иглой, и сразу же, не задерживаясь в сознании, сгладилось. Задумываться некогда.
- Нет, дяденька, мы, почитай, из самого Донбасса! - теперь уже прямо отвечает полицаю парень.
- Хе! Занесло вашего брата куда! -заключает усатый, совсем не удивляясь, а радуясь, что пробивается сквозь опасный лес не в одиночестве и что есть с кем душу отвести. - А в Балабановку четверо аж из Харькова прибилось! А у нас тоже есть один, из самого Ростова топает... А на Донбассе где же вы служили?
- В макеевской полиции.
- А теперь, выходит, в Скальном? Вакуированпые, выходит?
- Выходит, - неопределенно тянет Петро.
- Сегодня там, а завтра еще где-нибудь, - помогает ему Павло.
- Вы, получается, теперь у Дуськи, - встревает в разговор еще какой-то, в пиджаке, в военной фуражке и с карабином на веревке вместо ремня.
- А нам все равно, у Дуськи или у Гануськи, - уже наглеет Павло.
- Что и говорить... Перепуталось все, грешное с праведным, - жалуется усатый. - Уже и не поймешь, где наши, а где скальновские... Нагнали людей незнамо сколько. Давай, давай, - слегка подталкивает он Петра в спину, не отставай. У тебя ведь, что ни говори, автомат. А с моей хлопушкой на них не полезешь. Вооружены они знаешь как!
- Кто это там такой вооруженный? - то ли всерьез, то ли в шутку хитро спрашивает Петро.
- Ну, парашютисты, кто же еще! - шевелит тараканьими усами полицай. Говорят, сброшено их видимоневидимо!
- А ты уж и перепугался?
- Ну, перепугался не перепугался, а умирать зазря никому не охота, ничуть не обижается усатый.
- ...Дистанция, дистанция, так-перетак! - скрипит все ближе, где-то за спиной.
Они спускаются в балку, перепрыгивают через ручеек, проходят мимо знакомого уже источника. В низинных зарослях лозы, орешника и черноклена хлопцы замедляют шаг, пробуя незаметно отстать, но усатый и другие прилипли к ним как смола.
Низинные заросли остались позади. Начался редкий дубняк на косогоре. Все вокруг как на ладони. Неужели им так и не удастся отвязаться от неожиданных попутчиков?
- Давай, давай! Веселее, так вашу... растак, - скрипит за дубами.
На душе у Павла сразу же становится муторно. Игра, которая началась так удачно, теперь явно перестает ему нравиться.
Дубы редеют, расступаются в стороны и остаются за спиной. Старая вырубка, кусты, темные купы терновника, полянка... За зеленым валом рва стерня. Дальше желтые пятна сурепки, кукуруза и далекий-далекий пустынный горизонт.
У рва приказано сделать привал.
Раздосадованные и встревоженные хлопцы сразу же валятся в траву. Усатый полицай опять рядом... Остальные чуть поодаль.
В обе стороны, сколько видно вдоль лесного вала, темными группами спины, головы, плечи. Лежат, сидят, сопят, матерятся, перематывают портянки, дымят самосадом.
"Ну и ну! - с досадой думает Петро. - Да еще и Новые Байраки! вспоминает услышанное еще там, на той стороне леса. - Какие такие Новые Байраки в районе Каменского леса?.." И перед закрытыми глазами у него возникает огромная карта за шторкой... "Белое пятно"...
Неужели?! Этого только не хватало! А тут еще эти типы!
Нет, игра явно не нравится Петру. Совсем не нравится.
А как хорошо все начиналось!
Усатый таракан, которого зовут, оказывается, Терентием Грушкой, пристает и пристает со своими дурацкими вопросами:
- Хлопцы, ну а как у вас там... Вакуироваться все успели?
- Не иначе, - неохотно бросает Петро. - Откуда же нам знать? Нам сказано: "Аида!" Вот мы и пошли.
- Ну, а вот, к примеру... У него вроде бы сила великая?
- У кого это "у него"?
- Ну, у Сталина, выходит, - испуганно оглядывается по сторонам усатый.
- А ты бы у него и спросил...
- Ну, а на Днепре? Как, по-твоему, немец удержится?
- А об этом уж спрашивай у немцев.
- Ну, а как с нашим братом? Не слыхали? Ежели, к примеру, попадешь к ним в руки?