. – Тебе совсем не страшно? – спросил я.
– Ты о чем?
– Незнакомый человек, всякое может случиться. Не хочу накликать беду, но ты сама говорила, что на свете много таких субъектов, с которыми ты даже улицу не стала бы вместе переходить.
– Большинство из них работает на заметных аренах: мы таких встречаем каждый день в ООН, и весь мир переходит с ними дорогу. И потом, мне все равно. Я уже привыкла. Если бы я боялась, я никогда бы ни с кем не познакомилась Всегда можно дать задний ход, а если что случится, – значит, такая судьба. Впрочем, дать задний ход можно не всегда, иногда бывает слишком поздно.
Она осматривала себя снова и снова – спереди, с боков и сзади, но не спрашивала меня, как было лучше, сначала или сейчас, и я не хотел лезть со своими советами, пока она сама не попросит. Она попросила.
– Ужасно выгляжу, – сказала она. – Наверное, растолстела.
– Не говори глупостей. Все у тебя в норме. Несколько дней назад тебе казалось, что ты слишком худая, – сказал я и, чтобы отвлечь ее от критического разглядывания себя в зеркале, добавил: – Как ты думаешь, куда он тебя пригласит?
Она поплевала на маленькую щеточку и чесала брови наверх, чтобы придать им густоту.
– Учитывая то, что он не ходит вокруг да около и что назначил мне встречу в своем отеле, полагаю, что он поведет меня прямо к себе в номер. Но я не имею ни малейшего намерения остаться сегодня без ужина.
– Может быть, он заказал ужин в номер, как в фильмах про соблазнителей?
– Тоже неплохо. Не забудь только, что я до сих пор не видела его лица. Может быть, когда я его увижу, то даже выпить с ним не захочу. – Берта пыталась себя подбодрить, она не была уверена в себе, ей хотелось на миг поверить, что все произойдет не так, как на самом деле произойдет, что ее еще потребуется уговаривать, соблазнять. Она знала, как все будет, потому что в первую очередь все зависело от нее. Она была соблазнена еще задолго до того, как ей написал «Ник», – потому что у нее были влечение и желание, а именно они-то больше всего убеждают и соблазняют. Поэтому она тут же прибавила, как будто до этого она только на миг хотела обмануть меня:
– Не волнуйся, если меня долго не будет. Возможно, я не приду ночевать.
Я вышел из ванной и закончил завязывать галстук уже у себя в комнате перед карманным зеркальцем. Я был уже почти готов, встреча, на которую шел я, и куда, на самом деле, должна была идти Берта, начиналась раньше, чем ее свидание с «Биллом». Я надел пиджак, перебросил плащ через руку и подошел к двери ванной, чтобы попрощаться. Я не решился переступить порог, как будто одетым я уже не имел права этого делать, хотя мы не соблюдали условностей – какие условности между старыми друзьями, которые когда-то, пятнадцать лет тому назад, делили постель.
– Ты могла бы оказать мне услугу? – спросил я вдруг, просунув голову в ванную (спросил неожиданно для самого себя, потому что задал этот вопрос, еще не решив окончательно, стоит ли его задавать).
Она не оглянулась – в этот момент она стояла с пинцетом перед зеркалом, которое теперь было полностью в ее распоряжении, разглядывала свое лицо и выискивала (или создавала) в нем недостатки.
– Какую? – спросила она.
Я снова задумался и снова начал говорить раньше, чем принял решение (когда я перевожу, я тоже часто опережаю того, кого я перевожу, потому что заранее угадываю, что он скажет дальше), а сам при этом думал: «Если я попрошу об этом, она попросит объяснений»:
– Ты могла бы во время разговора как-нибудь ввернуть имя «Мириам» и посмотреть, как он отреагирует?
Берта с силой выдернула волосок, которому вынесла приговор и который был уже зажат щипчиками. Потом посмотрела на меня.
– Имя «Мириам»? Зачем? Что ты о нем узнал? Это его жена?
– Да нет, я ничего не знаю. Это всего лишь маленький эксперимент.
– А ну, – поманила она меня пальцем левой руки, словно приглашала подойти поближе или говорила: «Выкладывай!», или «Объясни!», или «Расскажи!» Мне стало неловко.
– Я действительно ничего не знаю. Это так, некоторые подозрения, одно мое предположение, времени нет рассказывать – я должен быть вовремя, чтобы объяснить твое отсутствие, завтра я тебе все расскажу. Если не забудешь и сможешь – упомяни это имя во время разговора, неважно, в какой связи, скажи, что отменила ужин с подругой, которую так зовут, придумай что-нибудь, только упомяни это имя, только упомяни и все.
Берта любила тайны – людям нравится участвовать в экспериментах и сообщать результаты, даже если они понятия не имеют, в чем все дело.
– Хорошо, – сказала она. – Сделаю. А ты можешь оказать услугу мне?
– Какую? – спросил я.
Она заговорила сразу, вероятно, давно все обдумала и решила:
– У тебя есть презервативы? Ты мог бы мне оставить? – проговорила она быстро, не глядя на меня (в этот момент она очень старательно красила губы маленькой кисточкой).
– Должны быть в несессере, – ответил я таким естественным тоном, будто она просила одолжить ей пинцет (ее пинцет все еще лежал на раковине), но это была деланная естественность, и я не удержался от комментария:
– Мне казалось, ты мечтала, чтобы кто-нибудь из тех, с кем ты встречаешься, хоть раз не захватил их с собой.
Берта засмеялась:
– Да, но я не хочу рисковать – а вдруг их не захватит именно Заметная Арена.
Ей действительно было весело: это чувствовалось и в ее смехе, и в том, как она напевала потом, оставшись в ванной одна (наверное, причесывалась перед зеркалом, прислонившись в дверному косяку, – к косяку двери, которая не была дверью моей спальни). Я услышал ее пение уже от дверей – смех и пение счастливых женщин: еще не бабушек и не вдов и уже не старых дев, это ничего не значащее и ни к кому не обращенное пение, которое сейчас не было прелюдией ко сну или признаком усталости, а было прелюдией к исполнению желания, предчувствием его скорого исполнения, уверенностью в его исполнении
Но случилось непредвиденное (хотя потом размышляя над этим, я понял, что ничего непредвиденного в этом не было). Вернувшись с ужина около двенадцати, я, перед тем, как пойти спать (я всегда так делаю, когда я дома один), включил телевизор и начал переключать каналы, чтобы узнать, что нового произошло в мире за время моего отсутствия. Через несколько минут я услышал, как входная дверь, которую я не закрыл на задвижку, снова открылась – это вошла Берта. Она не бросила ключ в сумку, а продолжала держать его в руке. Хромала она меньше, чем обычно, или более тщательно, чем всегда, скрывала хромоту. Плащ ее был расстегнут, и я заметил, что на ней было не то платье, которое я видел, когда мы расстались. Кто знает, сколько еще раз она переоделась после моего ухода? Это платье тоже было красивым и провоцирующим, а выражение лица Берты говорило о том, что она очень спешила (а может быть, была испугана, или расстроена, или просто устала).
– Хорошо, что ты еще не спишь, – сказала она.
– Я только что пришел. Что случилось?
– Билл внизу. Он не хочет, чтобы мы шли в его отель, он даже не признался мне, что живет в отеле, он не хочет вести меня к себе, предпочитает прийти сюда. Я ему сказала, что у меня на несколько дней остановился мой знакомый, а он говорит, что ему не нужны свидетели. Это же нормально, правда? Что нам делать?
Она тактично употребила форму множественного числа, хотя в данном случае это «мы» могло относиться не ко мне и к ней, а к ней и к Биллу, который сейчас ждал внизу, или ко всем троим вместе.
– То же самое, что мы делали в студенческие времена, – сказал я, вставая. Я тоже употребил форму множественного числа, но это «мы» относилось только к нам с Бертой. – Пойду погуляю.
Она была уверена в таком исходе, она ждала именно этого. Она не протестовала.
– Это ненадолго, – сказала Берта. – Час-полтора. На Четвертой улице, совсем недалеко, есть закусочная, она работает круглосуточно. Ты сразу ее увидишь, она огромная. Да еще и не так поздно, еще почти везде открыто. Ты не обидишься?
– Нет, конечно нет. Я уйду на столько, на сколько нужно. Может быть, лучше на три часа?
– Это слишком. Давай сделаем так: я оставлю свет в этой комнате – это окно хорошо видно с улицы. Когда он уйдет, я выключу свет. Ты снизу увидишь, что в окне темно, и поднимешься. Хорошо?
– Конечно, – сказал я. – А если он захочет остаться на всю ночь?
– Уверена, что нет. – И добавила материнским тоном: – Возьми что-нибудь почитать.
– Куплю завтрашнюю газету. Где он? Учти, что он меня видел, если мы с ним сейчас столкнемся – дело плохо.
Берта подошла к окну, я последовал за ней. Она посмотрела налево, потом направо и разглядела «Билла» справа.