Как я вижу сейчас, мы действительно переборщили слегка по части перестроечной «революционности». Общее направление было найдено безусловно правильное, но нюансы, а в них дьявол, надо было подработать.
К сожалению, наступила длительная пауза — утверждение новой позиции по независящим от нас причинам затянулось на несколько месяцев. Это, безусловно, затрудняло работу. В то же время возможности проводить линию, в которую мы верили, были. Кто, скажем, мог помешать докладывать министру или, если не хватало его полномочий, в ЦК и Политбюро тот или иной отдельный аспект, продвигаться по нему вперед, тем самым изменяя общую картину? Кто мог помешать практическими действиями формировать новую реальность де-факто, опережая ее утверждение де-юре?
Так, в первые месяцы 1987 года по инициативе министра мы внесли наверх, в ЦК КПСС, предложения о том, как нам в принципе следовало бы перестроить отношения с африканскими государствами социалистической и национально-прогрессивной, как их тогда называли, ориентации. Долго готовившаяся бумага потребовала согласования с более чем тридцатью различными ведомствами, министерствами, отделами ЦК, комиссиями. Это была составная часть огромной работы, проводившейся в те годы по наведению порядка в нашем внешнеполитическом доме.
К несчастью, многое из того, что с такими муками рождалось на свет, так и осталось на бумаге. Иногда просто не хватало времени и сил для практической реализации задуманного. Порой же события развивались так стремительно, что опережали даже далеко идущие намерения. Но сами-то эти начинания были, безусловно, благотворны, побуждали вглядываться в действительность свежим взглядом, строить политику прагматически, как можно более близко к реальному состоянию дел. И кое-что действительно удавалось сдвинуть с мертвой точки, хотя с каждым годом это становилось все труднее. Все чаще застревали наши записки, все больше времени проходило, пока, наконец, они возвращались к нам одобренными. Некоторые предложения — я сужу по своему участку работы, — покрывшись пылью в разных инстанциях, возвращались в МИД с пометкой «снято с обсуждения».
Мы критически переосмысливали и наше экономическое сотрудничество с африканцами. Видели, что по мере утихания конфликтов они все больше отворачиваются от нас, обращая свои взоры к Западу. Мы были хороши на этапе борьбы за свободу, снабжая оружием, оказывая моральную и политическую поддержку, вообще находясь с ними в одном антиколониальном лагере. Но когда завоевывалась политическая независимость и на первый план выходила экономика, мы все чаще оказывались несостоятельными. Ясно, что не раз предпринимались попытки изменить положение, преодолеть военный перекос, переключить силы и средства на экономический фронт. Но как было это сделать, когда мы сами хромали на обе ноги?
Что же касается концептуальной записки, то в самом конце 1987 года наша небольшая группа вынесла на рассмотрение Коллегии новый «опус». На этот раз мы были удачливее. Обсуждение носило активный характер, выступило 14 человек из 24 присутствовавших — нам удалось за прошедший год заинтересовать южноафриканской проблематикой министерскую элиту.
Представленные нами предложения были, как обычно тогда говорилось, в целом одобрены и приняты за основу для записки в ЦК. Мне, В. М. Васеву и ныне покойному Л. И. Менделевичу, одному из лучших аналитиков министерства, было поручено еще раз доработать проект. Главное, что нам предлагалось принять во внимание, — это идеи М. Горбачева, высказанные им в беседе с президентом Замбии Кеннетом Каундой 27 ноября 1987 года[63].
(Небольшое лирическое отступление: на коллегии, это было тогда модно, нас призвали внимательно прислушиваться к советам наших научных кругов. Надо сказать, что у меня и до этого сложились плодотворные рабочие отношения с некоторыми нашими учеными, прежде всего с Аполлоном Борисовичем Давидсоном.
Увлекался я тогда и африканскими записками Н. Гумилева, и даже писал стихи в подражание:
63
Раскрою один прием: в материалы, готовившиеся для таких встреч, мы стремились заложить также и те тезисы, которые с трудом проходили через партийные инстанции. Для этого требовалось, чтобы было взаимопонимание с товарищами из Международного отдела ЦК, куда, как правило, подобные материалы представлялись и там правились. А потом уже вступал в силу несокрушимый довод насчет озвученносги на высшем уровне.