– Вы заблуждаетесь, товарищ. Компания боится нашей забастовки. Она будет очень счастлива, если мы удовольствуемся маленькой демонстрацией, которая, к тому же, будет направлена не против нее. Рискую один я. Дознаются, что я руководил всем. Но вы вступитесь за меня. Меня не тронут, если будут бояться, что вы станете мстить.
Четырехугольник начинает жужжать. Я не разбирал того, что они говорили, но я ясно слышал, что эти разговоры ведутся в благоприятном для меня тоне. Шофер легко узнает по шуму своего мотора, хорош ли его ход или же в нем есть какие-либо изъяны. Человек, привыкший говорить в собраниях, никогда не ошибается относительно характера шума своей аудитории.
Но вот начинает шевелиться ряд, расположившийся против меня. Там укрылось противодействие. Я наперед чувствую место, откуда оно выйдет, и подготовляюсь.
– Не все мы будем работать в воскресенье после полудня, я, например. Я не сумею ничего сделать.
Я отвечаю:
– Что это ты рассказываешь? Предложи какому-нибудь товарищу заменить его и посмотришь, откажется ли он! В воскресенье!
Я чувствую, как сопротивление тает в середине ряда, расположенного против меня; но оно – как вспученность между двумя плохо склеенными листами бумаги, которую вы пытаетесь прогнать; оно перемещается налево и превращается d маленькую группу, занимающую угол бильярда.
– Разве фараоны не будут поражены зрелищем стольких пустых автобусов, катящихся по улицам?
– Они будут поражены, если все мы гуськом проследуем через Париж. Но мы прибудем в условленное место с разных сторон. Это легко устроить. К тому же, пустой автобус совсем не такая редкость: возвращение в парк, испытание новых машин, обучение шоферов…
– А кондуктора? Пойдут ли они?
– Вы должны постараться. Каждый знает своего кондуктора. Если он надежен и основателен, вовлеките его в дело. Если это подозрительный тип, высадите его.
– Высадить? Каким же образом?
– Вы его посвятите в наши затеи в последний момент. Если он испугается – велите ему сойти и предоставить вам действовать одному.
Больше никто не возражал. Моя аудитория была ровною и гладкою. Я катил, как по асфальту.
Чтобы удостовериться, все ли налажено, все ли крепко, я гооорю:
– Никто не заставляет вас быть храбрыми и исполнять свой долг. Кто боится, может уйти. Я только прошу таких трусов не предавать нас – моя единственная просьба к ним.
Я умолкаю, а у моей аудитории такой вид, точно все ожидают, что трусы сейчас объявят себя. Никто не шелохнулся. Выстрел, который никогда не дает осечки.
– Отлично! Теперь остается только приступить к делу.
В машем кабаке была очень большая задняя комната, которая служила для балов, для собраний, для свадеб. У меня стали рождаться планы. Говорю, собравшимся:
– Следуйте за мною! Перейдем в большую залу. Оставьте стаканы здесь! Так будет лучше.
Они не без усилия отклеиваются от бильярда. Я гоню их в большую залу. Я кричу им:
– Тишина и порядок! Постройтесь в два ряда, так, чтобы знающие друг друга, по возможности, стояли рядом.
Они не очень удивляются и довольно быстро строятся в два ряда. Надо вам сказать, что все мы в свое время были солдатами.
– Рассчитайсь!
Их было сорок семь; со мной – сорок восемь.
– Отлично! Всех нас сорок восемь. Оставьте для меня свободное место в конце первого ряда направо. Плечом к плечу! Теперь рассчитайтесь по четыре. Отлично! Хорошенько запомните свои номера. Я разделю вас на шесть отрядов по восемь человек.
Сказано, сделано. Каждому отряду я даю номер и начальника. Вытаскиваю из кармана полдюжины заранее приготовленных свистков и раздаю их начальником отрядов.
– Вот! Сейчас я научу вас способу обращения с ними.
Затем продолжаю:
– У каждого из вас есть номер вашего отряда и личный номер. Ты, например, номер 3 второго отряда, ты – номер 7 четвертого отряда. Поняли? Будьте любезны изготовить к завтрашнему дню две небольшие таблицы; вы напишите на них крупною цифрою номер вашего отряда, а справа помельче, ваш личный номер. Смотрите, вот так, – и я показываю им. – В воскресенье вы возьмете с собой эти две таблицы. Перед самым прибытием к сборному пункту вы прикрепите одну из таблиц к радиатору около пробки; а ваш кондуктор, если он согласится принять участие в деле, прикрепит другую таблицу сзади, на видном месте.
Ребята утверждают, что поняли превосходно. Тогда я требую у кабатчика план Парижа. Он выносит мне довольно жалкий листок. В течение некоторого времени я внимательно изучаю его и говорю: