Л.В. Арнольдову. Русская молодежь создала свои литературные объединения, среди которых была широко известна «Шанхайская Чураевка», художественное объединение «Понедельник» и содружество художников, литераторов, артистов, музыкантов. Русские люди в Шанхае, как и в Маньчжурии, в большинстве своем сохранили свои национальные и культурные традиции. Эмигрантская колония в тридцатые и сороковые годы пополнялась за счет молодежи, которая в большинстве своем выросла в Харбине и на линии КВЖД, в любовно сохраняемой закрытой для иностранных влияний русской среде, была русской и по воспитанию, и по образу собственной жизни и мышления. В Шанхае, как и в других местах русского рассеяния за границей, отмечали православные и национальные праздники: престольные Рождество, Пасху, Троицу и другие, а также «День русской культуры», приходящийся на 6 июня, день рождения А.С. Пушкина. В марте 1925 г. в Праге от имени ряда эмигрантских организаций был обнародован призыв «К русским людям за рубежом» с предложением «устройства ежегодного „Дня русской культуры“, считая это одним из желательных способов объединения всех русских людей». Авторы предложили этот день отмечать 26 мая/6 июня — в день рождения А.С. Пушкина. С этого времени День русской культуры стал праздноваться во всех местах русского рассеяния. Однако консервативные круги эмиграции, сторонники митрополита Антония (Храповицкого) выступали и за такие праздники, которые подчеркивали бы религиозные и монархические русские традиции. По их предложению, русская эмиграция стала отмечать День русского национального самосознания 28 июля, в день святого Владимира, князя, крестившего Русь. Начало японо-китайской войны в 1937 года не внесло особых изменений в положение русских жителей Шанхая, как и в спокойную жизнь других иностранцев в местах компактного проживания иностранных граждан Шанхая. Единственным последствием начавшейся мировой войны оказался заметный отток еврейского населения из города, уезжавшего на постоянное место жительства в США и Австралию. Относительная экономическая стабильность русской колонии, характерная для середины 1930-х годов, длилась недолго. Большая часть белой эмиграции в Китае, столкнувшись с японским режимом на собственном опыте, не встала на позиции взглядов Семенова, архиепископа Нестора и Керенского, хотя знание советских реалий не позволяло ей занимать откровенно просоветских позиций. Японское командование проводило в отношении русских эмигрантов довольно жесткую политику, осуществляя планомерный нажим по мере государственного строительства государственного образования Маньчжоу-го, а далее по причине введения режима военного времени. Об этом ясно свидетельствует анализ архивных документов за 1932–1945 годы, дополняемый воспоминаниями самих эмигрантов, в том числе и живущих в наше время в Харбине. К японской оккупации Маньчжурии обычные рядовые эмигранты отнеслись неоднозначно. Большинство из них сначала не могло, да и не особенно желало разбираться во внутренних азиатских дрязгах, постоянно происходивших сплошь и рядом. Одна из мемуаристок отмечает, что появление японских частей в Харбине было тихим, поначалу даже мало ощутимым мирным населением города. Только через несколько лет, особенно после вынужденной продажи советской стороной своих прав на КВЖД, японское давление на русскую эмиграцию стало настолько усиливаться, что привело в итоге к массовому оттоку белоэмигрантов из Маньчжурии в Шанхай, Тяньцзин и на юг Китая. Некоторая часть эмигрантов стала активно сотрудничать с японскими властями, причем отношение к ним в эмигрантской среде было, как правило, весьма сдержанным. С приходом японцев начала выходить новая ежедневная газета на русском языке под названием «Харбинское время». Ее редактором-издателем был японец. Большинство рядовых эмигрантов старалось держаться нейтрально и избегало тесных контактов с японской военной и гражданской администрацией. Один из белых эмигрантов некто Е.В. Саблин отмечал в своей книге, что «японцы учитывают эти различные настроения среди русских. Они допускают сочувствующих им русских на службу в войсках и в учреждениях нового маньчжурского государства, однако и там их держат лишь на низших ступенях. По отношению к русским, кажущимся им недостаточно надежными, принимаются систематические меры. Русские, занимающие сколько-нибудь выдающееся положение в Маньчжурии, а также крупные торговцы, более или менее независимые люди из интеллигенции вытесняются из Маньчжурии и Восточной Монголии под различными благовидными предлогами и вынуждаются перебираться в города Китая, где их встречают в общем довольно сочувственно». Вся политическая и общественная жизнь российской колонии в Маньчжоу-го по большей части оставалась под жестким контролем японских властей, создавших ряд идеологических организаций, подчиняющих себе буквально все стороны ее эмигрантского существования. Одной из таких организаций было общество «Сехэхуай». Как было отмечено в приказе командующего Квантунской армией генерала К. Уэда в марте 1937 года, это объединение стало «организацией, родившейся одновременно с основанием Маньчжоу-го как государственный орган. Это общество является единственной идеологической, культурной, политической и практической организацией, которая, охраняя дух и идеалы основания государства, воспитывает народ к воплощению государственных идей Маньчжоу-го».