— Бежим! — крикнул я, и мы во всю прыть бросились к выходу с кладбища. То есть эта “прыть” была довольно относительной: будь я один — развил бы такую скорость, что за мной не угнался бы никакой покойник, но Оля в своей узкой юбке, несмотря на весь испуг, семенила мелким трухом, и я волей-неволей должен был придерживаться ее аллюра.
Но так или иначе мы благополучно выскочили за ворота, промчались по просеке и, только выбежав на железную дорогу и убедившись, что призрак нас больше не преследует, перешли на шаг.
— Какой ужас! Что бы это могло быть, как вы думаете, Миша? — приходя понемногу в себя, допытывалась Олечка.
— Не знаю что и думать. Говоря честно, до сегодняшнего дня я в привидения не верил, но теперь... Вы же сами видели.
— Слава богу, что вы за мной пошли! Одна я бы, наверное, умерла со страху.
На платформе нас ожидала вся компания, уже несколько встревоженная нашим долгим отсутствием. Кодинец был явно не в духе, и настроение его отнюдь не улучшилось, когда он увидел, что никакой ссоры между мной и Олечкой не произошло. Мы без прикрас рассказали о своем приключении. Нам поверили не сразу, но, когда наконец убедились, что мы говорим правду, было решено немедленно расследовать это дело. Ревишин пошел провожать барышень домой, а все остальные вместе со мной отправились на кладбище.
Придя туда, мы не вошли в ворота, а тихо двинулись с наружной стороны, вдоль ограды, к могилам наших самоубийц. Привидение оказалось тут как тут. Оно медленно переходило от могилы к могиле, то склоняясь к самой земле, то выпрямляясь, и при этом что-то тихонько бормотало. Это последнее обстоятельство рассеяло все наши страхи и сомнения. Перепрыгнув в разных местах через стенку кладбища, мы дружно ринулись вперед, и мгновение спустя смертельно перепуганный “покойник” был нами схвачен.
Он оказался личностью все нам хорошо известной: это был юродивый полудурачок, который жил в нашем лагере, всегда ходил в длинной, до колен, белой рубахе, без конца молился и был совершенно безобиден. Кажется, у него были родственники, которые вывезли его из Крыма, после чего какими-то судьбами он попал в Стернище.
— Какого черта ты шляешься ночью по кладбищу? — спросили мы у него.
— Тут же наши покойнички, — залепетал бедняга, тряся жиденькой, почти бесцветной бороденкой. — Ну вот я и пришел их проведать. Могилок-то много, и возле каждой помолиться нужно, вот, значит, и хожу...
— Чего же ты за нами погнался, когда мы тут вдвоем с барышней были? — полюбопытствовал я.
— Увидел, что вы испугались, ну и бежал за вами, чтобы сказать, что это я.
Что и говорить, поправил дело!
Сергиевское артиллерийское училище. В Великом Тырнове
Осенью 1921 года в Югославии состоялся первый выпуск кадет Крымского корпуса. Окончивших и получивших аттестаты было восемьдесят три человека. Из них около сорока наиболее благоразумных поступили в различные высшие учебные заведения страны, человек двадцать устроились на работу, в пограничную стражу и т. п., а остальные желали продолжать военное образование и идти в русские военные училища.
Таковых эвакуировалось из Крыма восемь: Николаевское инженерное, Сергиевское артиллерийское, Николаевское кавалерийское, Константиновское, Александровское и Корниловское пехотные, Атаманское донское и Алексеевское кубанское — последнее со всеми четырьмя “факультетами”. Все они из Галлиполи были перевезены в Болгарию, за исключением Николаевского кавалерийского, которое попало в Югославию, в город Белая Церковь. Из нашего выпуска в него поступило человек пятнадцать, а шестеро, в числе которых был и я, решили ехать в Болгарию, в Сергиевское артиллерийское.
Оно находилось в древней столице, городе Великое Тырново. По Версальскому договору, побежденная Болгария должна была сократить свою постоянную армию до 20 000 человек, таким образом, в стране пустовало много военных казарм, большинство которых было предоставлено частям нашей Белой армии. Кроме Сергиевского артиллерийского училища, в Великом Тырнове были размещены Офицерская гимнастическая и фехтовальная школа, штаб 1-го армейского корпуса, конвой генерала Кутепова и какой-то саперный или технический батальон. Все казармы находились в непосредственной близости друг от друга, и только одна из них была занята стоящим здесь болгарским пехотным полком.
В то время преодолеть югославско-болгарскую границу было довольно трудно, особенно бесподданному и беспаспортному человеку. Пятерым моим однокашникам посчастливилось: в штабе Главнокомандующего случилась оказия отправить их в Болгарию под видом служебной командировки, а мне Державная Комиссия почему-то задержала выдачу денег (в силу существовавших положений при отъезде мы имели право получить за три месяца беженское пособие, из расчета 240 динар в месяц, но без соответствующих знакомств, и связей этого нелегко было добиться), и я эту возможность упустил. Другой в ближайшем будущем не предвиделось, и, чтобы не потерять учебного года, начальство мне предложило поступить пока в Николаевское кавалерийское училище, с тем что позже, когда появится возможность, меня переведут в Сергиевское. Я так и сделал. Но в дальнейшем положение с переездом лишь ухудшилось, и наконец, мне прямо сказали, что на перевод я больше не могу рассчитывать.