— А каким снадобьем он шлепал?
— Ну, этого я уж не помню. Должно быть, глиной.
— А может, известкой? Или цементом?
— Да, по существу, годится и то, и другое, и третье. Но на кой ляд мы будем искать где-то известку и за нее платить, когда вокруг сколько угодно бесплатной глины и держит она получше всякого цемента. Ступишь в здешнюю грязь, так прямо хоть из сапог вылезай!
— Значит, берем глину, и дело с концом. Но может быть, к ней нужно что-нибудь добавлять? А то еще, чего доброго, обвалится наш потолок, — усомнился я.
— Авось не обвалится, пока получим деньги и надуемся вином. А что будет потом, не так уж важно. Ни о каких гарантиях речи не было.
— Ну ладно, казак, значит, ты у нас за главного мастера. И когда придем в дукьян, побольше амбиции! Держись самоуверенно, чтобы хозяину и в голову не пришло, что мы такие же штукатуры, как он профессор богословия.
После обеда, раздобыв штукатурную лопатку, дощечку для расфасовки и приготовив ведро глиняного раствора, мы прибыли на место происшествия. На потолке зияла причудливой формы прогалина, довольно узкая, но длиной более метра. Под обвалившимся слоем штукатурки там обнажились прибитые накрест дранки.
Крылов был великолепен. Со сдержанной благосклонностью поздоровавшись с дукьянщиком, он принял позу Наполеона перед сражением, с минуту вдохновенно глядел на дыру в потолке, затем, по его указанию, мы со Смирновым подставили снизу большой стол, а на него водрузили скамейку, — по высоте этого оказалось достаточно, — и наш мастер полез наверх. Пристроив возле себя ведро, он набрал на лопатку глины и небрежно-уверенным жестом метнул ее в потолок. Весь заряд целиком в ту же секунду свалился ему на голову. Отряхнувшись, он метнул еще и сразу посторонился, благодаря чему глина упала теперь не на него, а на стол. Это уже был явный прогресс.
Вполголоса обвинив в своих неудачах скамейку, Крылов с деловым видом ее немного передвинул, снова взгромоздился наверх и несколько раз повторил свою попытку прилепить к потолку хоть немного глины, но, увы, с прежним неуспехом. По счастью, кабатчик в это время был чем-то занят и на нас не смотрел, но все же мы забеспокоились.
— Никак не пристает, сволочь, — сокрушенно промолвил Крылов. — Наверно, надо было добавить в глину соломенной трухи.
— Подлей воды, — сказал Смирнов, — видно, раствор слишком густ. А то попробуй сначала слегка смочить потолок, может быть, к мокрому будет липнуть лучше.
Этот совет оказался спасительным, дело сразу пошло успешней. Подналовчился и “мастер”, в скором времени он зашлепал всю дыру глиной, но, когда начал выглаживать дощечкой, его штукатурка, прилипая к ней, стала пластами отделяться от потолка. Мы совсем было пали духом, но на этот раз нас осенило быстрей: дощечку тоже надо было мочить водой.
Через два часа работа была благополучно окончена. Хозяин остался, по-видимому, доволен, он заплатил нам двести левов и поставил на стол бутыль вина. Мы выпили по три стакана, можно было бы и еще, но, не слишком доверяя прочности своей скульптуры, мы благоразумно решили долго тут не засиживаться.
Прошло три дня. Вечером мы, человек десять, сидели в собрании и пили по-осеннему скудный чай, когда вошел Дед — Залесский. Вид у него был явно возбужденный.
— Признавайтесь, гады, кто чинил потолок в кабаке, возле пекарни? — спросил он, усаживаясь за стол.
— А почему это тебя интересует? — осведомился я.
— Да потому, что мне из-за этих горе-мастеров чуть шею не накостыляли. Проходил мимо — дай, думаю, зайду выпью рюмку сливухи. Вхожу и вижу, что за черт, — весь пол и стойка засыпаны штукатуркой, в потолке здоровенная дыра, а хозяин на меня лезет чуть не с кулаками и кричит: “Погляди, это ваши русские мастера мне чинили, чтоб их собаки съели, — теперь вдвое больше обвалилось, чем прежде было!” Интересно, кто это ему удружил?
— Выходи, казак, кланяйся, — со смехом сказал Смирнов.
Отъезд
Со времени нашего производства в офицеры прошло около трех лет. Мы жили в тех же условиях, по-прежнему кормились непостоянными заработками на самых тяжелых работах и, оставаясь в Тырново-Сей-мене, рассчитывать на лучшее будущее, конечно, не могли. Нас продолжало удерживать здесь только чувство крепкой товарищеской спайки, превратившей всех как бы в одну семью, да наличие казармы, под кровом которой мы из чернорабочих снова превращались в русских офицеров. Но вместе с тем все уже давно поняли, что вечно оставаться полубатраками-полуофицерами нельзя, — нужно искать какие-то выходы из тупика и устраивать свою жизнь на более прочных основах. Самый прямой путь к этому открывало высшее образование, и Сергиевская молодежь постепенно потянулась в Чехословакию, единственную в то время страну, где нашему брату возможно было поступить в высшие учебные заведения и выхлопотать полунищенскую стипендию.