Именно такой рассудительностью и спокойной делвитостью дохнуло на Крымова и от слов Феди. "Как будто крышку гроба забил", - подумал, поеживаясь.
- Глупый ты, Феденька, человек, - сказал Нестеренко, расценив заявление Машкова как опасное, оскорбительное для общества. - Чтобы взять нас на мушку надо голову иметь.
Федя старательно прожевал кусок свинины, посмотрел на Нестеренко. Взгляд был не злобен, но насмешлив, с хорошо выраженной издевкой.
- Я тебе не Феденька, а Федор Иванович. Запомнил?.. И еще одно запомни: пуля... она, конечно, дура, но дурака всегда найдет!
- Это ты к чему?
- К тому.
Нестеренко задохнулся, пошел красными пятнами.
- Господин полковник, прикажите ему замолчать! - завизжал он фальцетом. - Я в конце концов старше его по званию и не позволю себя... оскорблять!
"И на кой черт я усадил их за один стол? Хотел как лучше, а вышло..." Вышеславцев нахмурился, посмотрел в окно, за которым выл ветер, и, пока слушал его
свирепые переливы, случилось таинственное. Настя, мышкой шмыгнув в сени, поманила за собой Федю. Он кивнул, выскочил следом, а через минуту, сунув в дверь свою
рыжую голову, пробормотал:
- Господин вахмистр, выйдь на час.
На "господина" Нестеренко откликнулся моментально. Вытер ладонью губы, встал, развернув плечи, смело, с достоинством вышел. И больше его не видели. Ни его, ни Федю.
- Куда вы их спровадили? - настороженно спросил Задорожный, когда хозяйка вернулась в комнату и вновь засуетилась у печи.
- В баньку, -ответила Настя. -Дала им бутыль самогона и отправила в баньку. Там сухо, тепло...
- Что тепло - понятно. ~ Задорожный вцепился в нее зоркими, круглыми, как у птицы, глазами. Усталое лицо напряглось, обозначив резкое, хищное выражение.
Но когда им хмель в голову ударит... Нельзя им вместе пить передерутся.
- Не волнуйтесь! - вспыхнула Настя. - Это они, перед вами выпендриваются, а когда вдвоем... Хорошо им вдвоем, они ж с одной грядки.
"Вот тебе и баба, вот тебе и неграмотная крестьяночка", - подумал Вышеславцев, пораженный, с какой убийственной простотой и ловкостью Настя распутала им же завязанный гордиев узел...
- И на одной грядке разные овощи растут, - возразил Задорожный.
Вышеславцев заинтересованно вскинул голову.
- Поясните вашу мысль, есаул.
- Пожалуйста, господин полковник... Федя вам предан, а Нестеренко.,. Его бог обидел - вспыльчив, заносчив, злопамятен. Случай подвернется отомстит. Федя это чувствует, поэтому не допускает его до себя, остерегается... А что в баньку с ним пошел... Так это он вам любезность сделал.
- Нестеренко не ангел, согласен, - сказал Вышеславцев. - Но солдат он храбрый, в бою на него можно положиться.
- А на него и красные могли бы положиться?
- А вы лишнего не хватили, есаул? - Крымов щелкнул указательным пальцем по бутылке.
- Нет.
- Тогда объяснитесь. За такие слова надо отвечать.
- Отвечу. - Задорожный решительно тряхнул чубом - Я вместе с Буденным служил... И в японскую, и в германскую - Приморский драгунский полк. Наездник он замечательный и рубака лихой, но тщеславия необыкновенного спал и видел себя генералом. И когда такая возможность представилась, воспользовался - ему одни черт за кого воевать, лишь бы конь под ним был белый.
- Завидуете?
- Я крестьянину завидую, который землю пашет, а вот Нестеренко... Оп локти кусает: Буденный - командарм Первой Конной, а он как был вахмистр, так им и остался.
- Интересная мысль. - Крымов неторопливо закурил, помял широкий раздвоенный подбородок. - А где моя белая лошадь?
- Ускакала, - улыбнулся Вышеславцев.
- А ваша, Настя?
- Зачем мне лошадь? Мне бы мужика хорошего да детишек кучу. - Настя присела на березовый чурбачок, что стоял у печки, подперла кулаком щеку, пригорюнилась.
- Не грустите, - успокоил ее Крымов. - Скоро эта свара кончится. И будет у вас муж, дети, полный дом счастья. - Сказал и сам не поверил в то, что сказал,
смутился и, чтобы скрыть смущение, принялся разливать по стаканам водку. - За ваше здоровье, Настя!
- Спасибо. На добром слове спасибо.
Крымов выдохнул, глянул в последний момент на деда и расхохотался дважды георгиевский кавалер спал. Сидя спал. Спал, выпятив грудь, изобразив на лице полную боевую готовность.
- Вот так они, паразиты, на посту и дрыхнут, - процедил сквозь зубы Задорожный,
- А вы проверьте, - усмехнулся Крымов.
- Придется, - кивнул Задорожный, не уловив иронии, опрокинул в себя водку, легко поднялся. - Разрешите идти, господин полковник?
- Подождите, - Вышеславцев вытащил из полевой сумки карту, отодвинув посуду, разложил ее на столе, - Пора из "мешка" выбираться... Настя, до станции далеко?
- Верст двенадцать-тринадцать.
- Есаул, необходимо выяснить, кто там и что... Какие части, куда двигаются и так далее... А вы, ротмистр, прощупайте соседние деревеньки. Если железнодорожный узел захватили красные, нам придется отходить именно в этом направлении...
- К Новороссийску?
- Да.
- А дальше? - сухо спросил Задорожный.
- Небольшое морское путешествие, - шутливо заметил Крымов.
- Меня это не устраивает.
Вышеславцев оторвался от карты. Задорожный поймал его взгляд, и какую-то долю секунды они смотрели друг другу глаза в глаза, зрачок в зрачок: первый - властно
и требовательно, желая знать правду, какой бы горькой она ни была, второй - с явным недоумением и замешательством, как будто хотел сказать: "Ну что я могу поделать, если нам с тобой такой расклад выпал".
Вышеславцев снова склонился над картой, ноготь большого пальца уперся в Крымский полуостров.
- По всей вероятности, сюда.
Задорожный заметил все: и непривычную растерянность полковника, и его нерешительность, когда он склонился над картой, и безразличие Крымова, очевидно смирившегося с положением загнанного зверя, но виду не подал, щелкнул каблуками, спросил;
- Разрешите идти?
- Идите.
Есаул вышел, и через минуту с улицы донесся дробный, приглушенный снегом перестук копыт сорвавшейся в галоп лошади.
- А он умнее, чем я думал, - сказал Крымов. - Здраво рассуждает и... У него есть стержень - знает, что ему делать.
- Ну и что же он, по-вашему, будет делать? - спросил Вышеславцев, почесывая невесть откуда взявшуюся кошку, которая примостилась у него на коленях.
- Не знаю. Но решение он принял.
- А вы?
- А что я? ~ вздохнул Крымов. - Я свой выстрел сделал. И промахнулся. Теперь очередь за противником. - Он встал, задумчиво прошелся по комнате, заметив на стене гитару, сиял, осторожно тронул струны. Звук понравился.
- Чья? - спросил.
- Мужа, - ответила Настя, вздрогнув от резкого и требовательного стука в окно.
- Кто? - вскинулся дед. Посторонний звук подействовал на него, как револьверный выстрел.
- На печь лезь! - зыкнула па него Настя, набросила
Полушубок и скользнула за дверь. Через минуту вернулась, бледная, с широко распахнутыми, испуганно блестевшими глазами.
- До вас, Владимир Николаевич!
- Кто?
- Жид.
- Жид? - переспросил Вышеславцев, думая, что
ослышался.
- В барском доме жиды остановились, беженцы; а ваши их... того!
- Зови! - Вышеславцев, догадываясь, что произошло, раздраженно махнул рукой.
В комнату расторопно вкатился высокий, неопределенного возраста человек - заячья, потерявшая форму шапка, ветхое драповое пальто до пят, шарфик из гаруса, из-под которого светилась длинная, худая, грязно-желтая шея. Глаза смотрели напряженно и заискивающе. Так смотрят дворовые собаки - дадут или не дадут кусок мяса.
- Я вас слушаю, - сказал Вышеславцев.
- Помогите, господин... - Кадык дернулся, шея плоско, точно у кобры, расширилась, образовав по бокам глотки две напряженные жилы с провалом посередине. - Простите, я не разбираюсь в званиях...