Эвелин Вестон — красивая женщина, рост средний, волосы белокурые и т. д…
Глава восьмая
Профессор поднял глаза. Теперь ему все было ясно.
Холлер между тем быстро прошел вперед, к самой кабине пилотов, потому что у него возникла острая потребность воспользоваться гигиеническим пакетом, а делать это в присутствии дам он не любил. «Похоже, что мне никогда не удастся привыкнуть к самолетам, — думал он, склонившись над пакетом, — а ведь летаю я уже давно».
Пассажиров в самолете почти не было. Впереди Холлер и какая-то пожилая супружеская пара, а почти в самом хвосте лорд Баннистер и Эвелин. Никто, стало быть, не сможет подслушать их разговор.
— Простите, — прошептала Эвелин.
— Не могу, — ответил лорд.
— Все было так, как написано в газете, и все-таки не так. Я не шпионка.
— Не утруждайте себя объяснениями, мисс. Вы на редкость умны, а я оказался бесконечно глуп. Вы не слишком-то красиво обошлись со мной — и все-таки мне жаль, что придется передать вас в руки полиции.
У Эвелин задрожали губы:
— Вы хотите передать меня полиции?!
— А вы полагали, что я стану вашим соучастником?
— Я не совершила никакого преступления. Более того, я пытаюсь спасти честь чужого мне человека. В общем-то я не возражаю против полиции. Жаль только, что из-за меня будете арестованы и вы, лорд Баннистер!
— Я?
— Разумеется, в конечном счете все выяснится, но как-никак я пересекла Ла-Манш, выступая в роли вашей жены, и вы же помогли мне бежать из Парижа. Трудно будет поверить, что вы ни о чем не знали, или свалить все на свойственную ученым рассеянность… Разве не так, милорд?
Лорд долго молчал. Да, все так, и кто же поверит, что все это результат цепи непредвиденных случайностей? Даже если ему и поверят, скандала не миновать.
— Yes, — проговорил он. — Вы правы — я окажусь в ужасном положении. Однако, я всю жизнь старался быть честным — даже если это приводило к неприятностям. Не передав вас полиции, я совершил бы бесчестный поступок, пусть даже меня наградили бы за это.
Они замолчали. Капли дождя ударяли в стекла кабины.
— Милорд, я вовлекла вас в беду и постараюсь исправить свою ошибку. Пусть будет, что будет, но вас я не опозорю. В Марселе я на ваших глазах сама явлюсь к властям, передам им конверт и назову свое имя. Тогда меня арестуют без того, чтобы вы оказались замешанным в дело.
— Я принимаю ваше предложение, но предупреждаю, что буду начеку. Не пытайтесь обвести меня вокруг пальца. От того, сбежите вы или нет, зависит моя честь.
— Сэр, никто на свете не дорожит вашей честью больше меня, — сдавленным, дрожащим голосом проговорила девушка.
Лорд удивленно взглянул на нее. Дальше оба умолкли.
В аэропорту Марселя пассажиры обычно выходят, чтобы немного размяться, так что никто не удивился тому, что Эвелин и Баннистер тоже вышли из самолета. Даже не взглянув на профессора, девушка решительно направилась прямо к двери с табличкой «Полиция». Лорд, шедший в нескольких шагах позади нее, увидел, как она остановилась, вынула из сумочки большой оранжевый конверт и еще быстрее зашагала вперед.
Как все получилось, Баннистер и сам не смог бы сказать. Его словно подтолкнул кто-то. Он догнал девушку и уже перед самой дверью схватил ее за руку.
— Подождите! — тяжело дыша проговорил он. — Я не хочу… Меня не интересует, что вы там натворили. Я не хочу, чтобы вы шли туда… Спрячьте конверт!
Девушка испуганно повиновалась.
— Слушайте, — продолжал профессор. — Сейчас мы полетим в Марокко, и там можете бежать, скрываться, делать все, что хотите! Я не хочу услышать о том, что вас арестовали, вам это понятно? Не хочу.
— Но… но почему?
— Ерунда! Просто не хочу, вот и все!…
…Когда самолет вновь поднялся в воздух, они сидели рядом, молчаливые и угрюмые.
Лорд Баннистер был очень бледен.
— Вы оба настолько достойны любви, что, право же, я и сама не знаю, кого бы я выбрала, начни вы спорить из-за моей руки, — с пятнадцатисантиметровой улыбкой проговорила Грета. Артур Рансинг в эту минуту проникся глубоким уважением к своему племяннику, готовому за какой-то жалкий миллион жениться на этом чучеле.
Чуть позже Рансинг-старший беседовал с господином Вол-лисгофом. Разговор протекал в нормальной обстановке, поскольку Рансинг привез из Цюриха в подарок хозяину слуховой аппарат.
— Наследница Воллисгофов принесет в дом мужа достаточно, чтобы обставить его, как положено в благородных семействах, — сказал отец невесты.
— Я ничего другого не ожидал от вас! — ответил Рансинг-старший. — Слова, достойные истинного дворянина!
— Взамен я хочу только одно: пусть мистер Рансинг любит мою дочь.
— Эдди обожает ее. Он проводит бессонные ночи…
— Знаю… Доктор говорил мне об этом. Пройдет, надо только принимать желудочные капли…
— А на когда мы назначим свадьбу? Воллисгоф задумался.
— Я полагаю… если троица вас устраивает… До троицы оставалось всего три недели.
— Почему бы и нет? Троица — день цветов и любящих сердец, — задумчиво проговорил Рансинг-старший. — Вполне устраивает.
— Я так и думал. Стало быть, свадьба состоится через два года, на троицу.
Рансинг — старший застыл с разинутым ртом.
— Раньше ни в коем случае не получится, — продолжал советник. — Может, придется и еще на пару месяцев отложить, но, я думаю, это уже не так существенно.
— Как вы это себе представляете?! Это же невозможно!
— Почему невозможно? Я же сказал вам, что моя дочь должна достойным образом войти в дом мужа. К сожалению, в прошлом году у нас было допущено несколько ошибок в связи с канализацией, а этот вопрос поручен был как раз мне…
— Но ведь здесь нет никакой канализации!
— В том-то и беда. Она была мне поручена, а ее нет. А ведь с канализацией связаны определенные расходы. Не понимаете? Канализации нет, а расходы есть… Я и сам не знаю, как это получилось. Мой дядя — человек влиятельный, так что они удовлетворились тем, что наложили арест на мое имущество, пока я не выплачу все. А сумма это немалая, можете мне поверить. Дай бог хотя бы в два года уложиться… Впрочем, я буду не первым и не последним, кто жертвует всем ради блага своих соотечественников.
— Но не хотите же вы, чтобы ваша дочь ждала…
— А что тут такого?… Первого жениха она ждала пять лет. Молодой человек пошел добровольцем на войну и попал в плен.
— Да, я слыхал, что некоторые швейцарцы сражались на стороне французов…
— На стороне японцев. Это было в русско-японскую войну. Впрочем, на стороне французов он тоже сражался.
— Достойная подражания традиция, однако, два года…
— Не стоит тратить зря слов. Дочь Воллисгофа не может выйти замуж, пока над ее отцом висит угроза судебного процесса.
Никакие аргументы не помогли. Воллисгоф был человеком упрямым.
Старший и младший Рансинги в отчаянии расхаживали по комнате.