Оно исчезло вместе с несессером. Подлая сумочка сумела — таки добиться своего… Что ж, если провидение захочет, его орудием может оказаться даже несессер.
— Мы отыщем его, — пробормотал лорд, увидев, с какой грустью девушка не отрывает глаз от бегающей по глинобитному полу сороконожки.
Профессор и сам знал, насколько это безнадежно. Найти несессер в Сахаре! Среди движущихся песков, день ото дня меняющих свое положение и заглатывающих временами целые караваны…
Эвелин посмотрела на братьев со странной, грустной улыбкой.
— Теперь это уже все равно. Богу угодно было, чтобы я отправилась за алмазом, а нашла конверт. Честь солдата значит, во всяком случае, не меньше, чем самый прекрасный алмаз.
— Я, разумеется…
— Надеюсь, сэр, — решительно перебила Эвелин, — что вы не оскорбите меня предложением «соответствующего вознаграждения».
Некоторое время все молчали.
— Обидно, что он все время был рядом с вами, — пожаловался лорд. — Уже на корабле вы были в одной каюте с ним, и уже перед Лионом вы бы выбросили его, если бы я не настоял на том, чтобы вернуться! Таковы уж женщины… Двадцать раз готовы выбросить что-то, а потом уяснить, что именно эта вещь и была им нужна.
— Афоризм, прямо-таки готовый конкурировать с цитатами из Аристотеля! — несколько язвительно отпарировала Эвелин, решившая, что Баннистер явно несправедлив по отношению к ней. — Отвечу вам словами моего дяди. По его мнению, есть нечто общее между многими мужчинами и фраком. Оно в том, что вне соответствующей обстановки они ни на что не пригодны.
Лорд покраснел.
— Что касается фраков, то автостраду вряд ли можно назвать подходящей для них обстановкой, тем не менее, мне кажется, кое на что я все-таки пригодился!
— Вы бы и не подумали поехать со мной, если бы речь не шла и о спасении вашей собственной шкуры!
— Мисс Вестон… Вы… вы… несправедливы!…
— Неблагодарна — хотели вы сказать? Пожалуйста! Так прямо и скажите!
Они метались по комнате, словно маленькие дети. Профессор даже ухитрился налететь на стол.
— Обвиняя друг друга, — вмешался Брандес, — вы делу не поможете.
Они умолкли. Эвелин всхлипывала, а лорд ворчал что-то себе под нос.
— Пора, — продолжал Брандес, — уладить вопрос с конвертом. Сейчас я свяжусь по телефону с командованием. Нельзя же терпеть, чтобы вы оставались в роли разыскиваемой преступницы. Мы с братом засвидетельствуем, что вы, рискуя жизнью, спасли для родины важные, просто бесценные документы…
Его перебил внезапно прозвучавший сигнал тревоги. Что случилось?
Сержант — радист заметил в ночном небе световые сигналы. Когда-то в Сахаре сообщения между оазисами передавались с помощью прожекторов. После того, как широко распространилось радио, мрак снова воцарился по ночам в пустыне, а мигающие яркие полоски света уступили место волнам Герца.
В эту ночь световой телеграф, которым никто не пользовался уже столько лет, заработал снова. Видимо, сигналы из пустыни передавал кто-то, не располагающий радиопередатчиком. Короткие и долгие вспышки света повторили раз пятьдесят азбукой Морзе:
«Бандиты… готовят нападение… оазис… Марбук… SOS… Бандиты… готовят нападение… оазис… Марбук… SOS… SOS… SOS…»
Сигналивший не только предупреждал об опасности, но и сам просил о помощи.
Состоявший из пяти человек гарнизон оазиса собрался в относительно прочном здании солдатской лечебницы. Несколько пожилых арабов, пара детей, десяток выздоравливающих солдат да крохотный гарнизон — скромные, мягко выражаясь, силы.
— Кто эти нападающие? — спросил командир поста.
— Это мы уже знаем от мисс Вестон, — устало ответил лорд, взяв одну из раздаваемых защитникам винтовок. — Разыскиваемый по всей Европе шпион по имени Адамс вместе с группой бандитов и навербованных здесь разбойников. В общей сложности их может быть человек пятьдесят.
— Тогда мы погибли, — заметил Брандес.
— Я тоже так думаю, — негромко проговорил лорд.
Эдди Рансинг пришел в себя от отвратительного зловония и от того, что что-то теплое и влажное прикоснулось к его лицу. Это была гиена.
Эдди в испуге приподнялся, и гиена, заворчав, отскочила назад. Собрав все силы, молодой человек вытащил револьвер и выстрелами отогнал животное.
Стояла удушливая жара. Лишенная тени пустыня была раскалена солнцем. У Эдди кружилась и отчаянно болела голова, а на месте удара уже образовалась громадная шишка. Шатаясь, словно пьяный, он зашагал вперед. У него то и дело темнело в глазах… За большим барханом ему удалось найти немного тени, и он сел, опустив голову на руки.
— Приходит конец!
Достаточно шаблонная смерть. Пустыня, жажда…
Этого можно было ожидать. С самого начала все пошло как-то не так. Безумная погоня за алмазом… Вот где она закончится…
Дыхание со свистом вырывалось из его легких, язык распух, губы потрескались, кожа, через которую почти ощутимо уходила из организма влага, нестерпимо зудела. «Наше тело на две трети состоит из воды», — вспомнил он вызубренную в школе фразу. И эти две трети скоро испарятся. Будет он лежать, присыпанный песком, напоминая мощи средневекового монаха.
Жажда стала нестерпимой. Почти ничего не соображая, Эдди, пошатываясь, вновь зашагал по пустыне. Солнечный диск, кроваво-красный от висящей в воздухе пыли, опускался все ниже к горизонту.
Эдди, спотыкаясь, шагал все дальше.
Солнце, теперь уже почти лиловое, начало скрываться за барханами.
Споткнувшись обо что-то, Эдди упал. Подняться у него уже не было сил. Он просто подполз на животе к предмету, оказавшемуся у него на пути.
Сумка! Несессер!
Там может быть вода!…
Невнятно бормоча, Эдди дрожащими, похожими на когти пальцами схватил сумку и открыл ее.
В небе появилась луна. Трясущимися пальцами Эдди вынул из несессера какую-то блестящую вещицу и поставил ее перед собой. Сейчас они смотрели друг на друга с расстояния в каких-нибудь пару сантиметров.
Эдди Равсинг и «Дремлющий Будда»!
Будда сидел на крышке коробочки, низко опустив голову, будто стыдясь чего-то. Они все-таки встретились в конце пути. В Сахаре.
Ты добился-таки своего, Эдди Рансинг. Не зря ты страдал. Нет! Теперь он твой! Вот он!
Эдди знал, что это тот самый Будда! Трудно сказать — как и почему, но тот самый — с алмазом в голове — это несомненно! Надо только разбить ему голову и оттуда выпадет алмаз.
Эдди Рансинг захохотал. Повалившись в песок, раскинув руки, он хохотал во все горло…
Будда сидел посреди пустыни на своей коробочке и дремал…
После полуночи, когда песок в Сахаре, мгновенно отдающий все накопленное за день тепло, становится холодным почти как лед, Эдди еще раз пришел в себя. Смерть в этих краях так дешево не дается. В прохладе быстрое испарение прекращается, и остатки влаги вновь начинают циркулировать по телу. Сознание вновь пробудилось, и Эдди открыл глаза.
Будда по — прежнему сидел перед ним — с опущенной головой, неподвижный. Словно дожидаясь смерти своего соседа. Эдди сейчас это, однако, не трогало. Он вновь потянулся к сумке. Вогнутое зеркальце для бритья, гребешок, мощный фонарик, книга… мыло… Бутылка.
Бутылка!
Эдди отвинтил пробку, понюхал — пахло мятой — и немедленно выпил содержимое. Еще никогда в жизни ему не случалось пить ничего вкуснее, чем эта чуть тепловатая жидкость для полоскания рта в небольшой бутылочке с этикеткой фирмы Барцош-Моравец. При всей своей солидной репутации эта фирма и представить не могла, что в глазах Эдди ее изделие окажется намного выше самых знаменитых коньяков, вин и шампанского.
Почувствовав прилив сил, Эдди поднялся на ноги. Ощущение свежести, усиливаемое легким ароматом мяты, прямо-таки разливалось по его жилам.
Он схватил было статуэтку, чтобы разбить, но тотчас передумал. Пока не удастся оказаться в безопасности, пусть алмаз остается на месте. Алмаз заставил Эдди вспомнить об оазисе, Эвелин и, наконец, разбойниках. Ведь… ведь бандиты уже мчатся к оазису! А там и не подозревают об этом. Смерть уже на пути к ним… Но что же можно сделать?
Хо — хо! Очень многое! Не зря же он флиртовал с дочерью смотрителя маяка. В Сахаре многие вещи приобретают совсем другую цену — это он понял уже на примере туалетной воды, а то, чему когда-то научился, пригодиться может всегда.