– Ты думала, что я пойду с ним?
Селена замотала головой, но вышло, похоже, не слишком убедительно. Признаться, она и впрямь решила, что Зебу поверит слащавым уговорам Ривая, ведь тот не раз упоминал дядю Зака.
– Знаете, зачем они пришли? – теперь голос Зебу звучал будто из подземелья.
– Он сам сказал, – отозвался Гараш. – За сывороткой, конечно.
– Нет, не за сывороткой. Во всяком случае, не только за ней. Они пришли за мной.
– За тобой?! – не поверила Селена. – Неужели, ты, правда, думаешь, что он собирался отвести тебя к отцу?!
Зебу поморщился:
– Можно сказать и так.
– Что-то ты темнишь! – упрекнул Гараш.
Зебу молча сделал несколько шагов и вдруг сказал тихо-тихо:
– Я чуял.
– Чуял?! – ахнула Селена и тотчас огляделась – нет ли кого поблизости.
– Чуял, – подтвердил Зебу. – Отца нет в Туфе.
– Где же он? – спросила девочка. – На Большой Охоте?
Зебу покачал головой:
– В Башне Мертвеца.
– Дядя Зак в тюрьме?
– Похоже, что так.
Гараш пристально посмотрел на мидава:
– Ты уверен? Вдруг тебе показалось…
– Я чуял, – упрямо повторил Зебу. – Отец – в Башне Мертвеца, а Ривай пришёл за мной. Я был ему нужен.
– Зачем? – в очередной раз спросила Селена. – Допустим, дядя Зак арестован, но какой им прок от тебя?
– Этого я не знаю.
Гараш долго молчал, что-то обдумывая.
– Если это правда, – наконец сказал он, – скоро нам придётся вернуться в Тарию.
Зебу только вздохнул.
Старик-учёный
Происходящее нравилось Коту всё меньше. Да и как могло быть иначе?! Коты и без того плохо приспособлены к долгому пребыванию вне родных стен, а когда маршрут, как сейчас, меняется по два раза на дню, тут и заболеть не долго.
Казлай и Данория гнали лошадей весь день, всю ночь и ещё один день, и, когда они, наконец, миновали стену из красного кирпича, окружавшую университетский городок, здания начали потихоньку терять очертания, превращаясь в бесформенные чёрные тени. Белая луна с насмешкой выглядывала из-за ажурных верхушек старых вязов. Близилась ночь.
– Уже поздно. Вряд ли мы кого-то застанем, – сказала госпожа Данория. Звук её голоса покатился по пустынной аллее, ударяясь о стволы деревьев, упал на ковёр из пожухлых листьев и исчез. Вокруг вновь стало тихо. Только листва тихо шуршала под копытами лошадей.
– Стоит попытаться, – отозвался мэтр Казлай. – Они могли остаться здесь на ночлег.
Данория не ответила. Она вертела головой, высматривая что-то в тёмных окнах. Кот тоже посмотрел – ничего интересного. На некоторых подоконниках стояли какие-то склянки, другие были завалены бумагой. Это ж какие деньжищи здесь выбрасывают на ветер! Небось сам король столько не пишет!
Если не считать признаков странного расточительства, Гарцовский университет выглядел вполне обычно. И уж, конечно, ему было далеко до великолепно оснащённого университета Туфа. Там никому и в голову не приходило прятаться ночью по каморкам – фонари Тафеля освещали и лаборатории, и стены домов, и просторные аудитории, и даже дорожки между зданиями. Здесь же с наступлением темноты жизнь точно остановилась. Люди давно разбрелись по домам. Тёмные глазницы окон незряче уставились в ночь. Бррр! Никогда прежде Кот не замечал за собой склонности излишне романтизировать атмосферу, но в этом вечере было нечто такое, что заставляло его вести внутренний монолог красивыми витиеватыми фразами.
Домой одновременно хотелось и не хотелось. Так бывает, когда ты, с одной стороны, ужасно устал, а, с другой – боишься пропустить нечто важное, что по всем признаком вот-вот произойдёт. В том, что важное близко, Кот почти не сомневался.
От госпожи Данории пахло нарастающей тревогой, и даже настойчивому цветочному аромату было не под силу заглушить этот запах. Почему? Для чего ей понадобилась бестолковая девчонка? Неужели только из-за неё двое уважаемых людей и один уникальный Кот мечутся туда-сюда по всей стране?! Всё это было в высшей степени странно.
Если уж говорить начистоту (а внутренние монологи как раз для этого и существуют), Кот тоже слегка волновался. Не впутайся глупый мидав в историю с сывороткой, ему, возможно и не было бы никакого дела до происходящего, но мидав в историю впутался самым бессовестным образом. Не то чтобы Коту было его жаль (этого ещё недоставало!), но смотреть, как казнят того, кого ты воспитывал целых четырнадцать лун, что ни говори, неприятно. Даже печально. Прямо-таки ужасно. Хотя и не очень. Сам виноват! Бестолочь!
Чтобы не думать о мидаве, Кот принялся изучать подоконники с преувеличенным вниманием. Вдруг в одном из окон на первом этаже мелькнул свет. Кот прищурился, пригляделся. Так и есть. Кто-то сидел за столом, наполовину укрывшись за шторой, а перед ним тускло поблёскивала свеча. Выяснилось, что госпожа Данория тоже его заметила. Махнув рукой, она тихо проговорила: