Спустя некоторое время, ему приснилось, что дверь в комнату распахнулась, и на пороге появилась высокая женщина. Нижняя часть её лица была скрыта под повязкой. Приглядевшись, Никлас понял, что это никакая не повязка, а длинный шёлковый шарф с кистями.
– Что вам угодно, сударыня? – спросил он незнакомку. – Это покои его Величества, здесь нельзя находиться посторонним.
– Я знаю, – ответила женщина шёпотом. Но не ушла. Напротив, сделала несколько шагов к королевскому ложу.
Никлас подумал, что она может оказаться заговорщицей, и хотел было подняться навстречу, чтобы защитить короля, но вспомнил, что всего лишь видит сон. Никакой женщины не существует. Да и кто бы пропустил незнакомку в королевские покои?! Значит, ни приветствовать её, ни оберегать Витаса не нужно. Сон становился всё более забавным.
По комнате прокатилась тёплая волна аромата. Жасмин, нагретый полуденным солнцем. Странно.
– Откуда вы прибыли, сударыня? – он постарался придать голосу невозмутимости.
– Из Варии, доктор Кариг, – было ответом.
– Вам известно моё имя?
– Конечно. Как и вам – моё.
– Боюсь, что не имею чести…
– Данория Палле. Советница варийского короля.
Никлас вздрогнул. Незнакомка была ему знакома. Её голос, насмешливый взгляд, тонкие пальцы, и это «Данория Палле». Сознание играло с ним в жестокую игру. Что ж, Никлас решил принять его правила. Боли нельзя избегнуть. Её можно только побороть.
– Боитесь степной лихорадки? – хмыкнул он. – Надеетесь защититься от неё с помощью шарфа?
Знакомые глаза сверкнули стальным блеском. «Данория Палле» улыбнулась, и тонкие лучики побежали от век к вискам:
– Я боюсь многого, доктор Кариг. Степной лихорадки – в последнюю очередь.
– Вы так и не ответили: что вам угодно?
– Я хотела повидать вас.
– Меня?
– Вас это удивляет?
– Ума не приложу, зачем простой лекарь мог понадобиться советнице варийского короля.
«Данория Палле» вновь улыбнулась. Метавшиеся вокруг цветные круги делали её похожей на сказочную волшебницу. Никлас протянул руку, но она внезапно отпрянула, точно испугавшись, и вдруг запела красивым бархатистым голосом. Песня тоже была знакомой. Эту колыбельную на варийском он сочинил для новорождённой Селены, и Вилма часто пела её, укачивая малютку. Когда Селене было чуть больше года, она и сама стала подпевать матери, а потом Вилмы не стало, и песня оказалась вне закона. Никлас не мог заставить себя спеть ни строчки. Да и голоса у него не было.
Король заворочался во сне, «Данория Палее» на мгновение умолкла, но поняв, что он не намерен просыпаться, вновь затянула свою колыбельную.
Никлас ожидал, что она вот-вот исчезнет, но вышло иначе. Вместо того, чтобы разлететься на части вместе с цветными кругами, женщина приблизилась и села рядом, опустив голову ему на грудь.
– Где ты была так долго? – прошептал Никлас.
«Данория Палле» перестала петь и ответила так же тихо:
– Я думала, ты удивишься.
– Я разучился удивляться.
– С каких это пор?
– С тех пор, как познакомился с Селеной. Если бы ты знала нашу дочь так же хорошо, как я, то согласилась бы, что ничего более удивительного с тобой никогда не происходило.
– Жаль, что меня так долго не было рядом. Целых сто тридцать лун.
– Сто тридцать восемь лун и один день
– Тебе нужно поспать.
– Я сплю.
– Нет.
– Сплю.
– Ошибаешься.
– Я…
– Да, теперь ты, кажется, спишь.
Никласа разбудил резкий возглас:
– Мэтр Кариг, вас спрашивает какой-то… кот.
Нехотя открыв глаза, он обнаружил перед собой улыбающееся лицо Вилмы. Сон всё не кончался. Давешний гвардеец топтался на пороге комнаты.
– Вас спрашивает кот, мэтр Кариг, – повторил он. – Прикажете позвать?
Худший из людей
Разношёрстная компания провела в Шерпене ещё несколько дней и, лишь убедившись, что жизни принцессы больше ничто не угрожает, выдвинулась в путь.
Селена оказалась права: в маленькой, невзрачной рыбёшке была скрыта целебная сила, и Лайда теперь чувствовала себя вполне сносно. Когда процессия приближалась к южным воротам Лакова, через которые должна была въехать в город, она даже принялась шутить, что было, по правде говоря, весьма необычно.
– Знаете, Тумай, недавно я вспоминала одного доброго знакомого… – пропела принцесса. Её реплики почти всегда были адресованы одному лишь Гарашу. – Этот человек многому меня научил. Скажу больше: я очень признательна ему за науку.