– Какой он был, этот мальчик? Твой отец его запомнил?
– Какой – какой? Никакой. Обыкновенный мальчишка: светленький, плотный. Да какая разница, когда этот мальчишка и не мальчишка вовсе?! Мидавы, они могут в человека превращаться, когда пожелают. В любого. Хошь в меня, хошь в тебя. Им это запросто.
Селена скривилась. В отличие от неё, Фьорк явно не знал о мидавах почти ничего. Эти удивительные существа ни в кого не превращаются. Они просто умеют создавать слуховые и зрительные иллюзии, транслируя в пространство звук и изображение. Что касается последнего, то оно у каждого своё, и светленький плотный мальчик мог быть только Зебу.
Зебу! Неужели она скоро его увидит?! Нет, это невозможно. Если мужчина – Казлай, то что за женщина ехала с ним?
– Батька говорит: у мужика ещё кошак был, – вспомнил Фьорк. – Здоровенный такой котище, усы врастопырку…
Выходит, всё верно. Путники – это Казлай, Зебу и Кот. Но куда и зачем они едут?
Чтобы не выдать волнения, Селена заметила будничным тоном:
– Твоему отцу должно быть показалось. В Миравии нет мидавов.
Обидевшись, мальчик проглотил очередную рыбку и побрёл к дому, но, не дойдя до конца изгороди, вдруг остановился:
– Твоя мамка что ль колдунья?
Селена непонимающе уставилась на него.
– Мамка твоя, – терпеливо пояснил Фьорк, – та, что малого лечит. Она колдунья?
– С чего ты взял, что Вилла – моя мама? – удивилась девочка.
– Похожи вы сильно. Прям одно лицо. Кто она тебе, как не мамка? Может сестра?
Вот ещё глупости! Её тётя – красавца, а она, Селена, – обыкновенная, каких не счесть. Девочка уже собиралась сообщить об этом Фьорку, но не успела – на крыльце показалась Вилла. Едва она переступила порог, в доме глухо завыли, срывающийся голос рявкнул:
– Ведьма!
Вилла сбежала с крыльца, махнула рукой Селене и, не обнаружив поблизости служанки, сердито крикнула:
– Лиа! Мы уезжаем!
Её лицо не выражало никаких чувств, только уголки рта легонько подрагивали. Позабыв о мальчике, Селена бросилась отвязывать лошадей. Мгновение спустя прибежала испуганная Лиа.
– Едем! – повторила тётя, вскочив в седло. – Мы потеряли много времени.
В доме по-прежнему голосили.
Проезжая мимо Фьорка, Селена помахала рукой. В ответ мальчишка скорчил отвратительную рожу.
Некоторое время путешественницы ехали молча. Лиа по обыкновению плелась в хвосте, а Селена изо всех сил старалась не отставать от тёти.
Вилла плакала, но как-то удивительно тихо, без всхлипываний. Её лицо покраснело, и блестящие ручейки стекали по щекам за воротник. Добрая и ранимая в душе, Вилла всегда скрывала свои чувства от посторонних. Только теперь, когда никто, кроме племянницы, её не видел, она позволила себе ненадолго расслабиться, сбросить маску хладнокровия и стать собой настоящей. Селена попыталась её утешить:
– Ты не виновата. Никто не смог бы ему помочь.
– Теперь они меня ненавидят! – выдохнула Вилла.
– Не думай об этом. Скоро мы привезём сыворотку и для Витаса, и для других. Тот мальчик, Фьорк, сказал, что его отец видел мидава. Я думаю, это Зебу. Если они с мэтром Казлаем идут в Лаков, то мы скоро встретимся.
Вилла улыбнулась одними губами:
– Хотелось бы верить. Сейчас нам так нужны хорошие новости!
Следующий день начался, однако, с новостей скверных. Когда накануне путешественницы въехали в городок Литван, близилась полночь. В затрапезной придорожной гостинице им удалось заполучить лишь комнату над лестницей, но уставшие с дороги они были рады и этому. Сославшись на недомогание, Вилла отправилась спать, а Лиа с Селеной попытались поужинать, что, как выяснилось, было совсем не просто.
– Жаркое съедено, – сообщила маленькая краснолицая хозяйка, вытирая обветренные руки о передник. – Если желаете, могу подать уху из краснопёрки.
Селена поморщилась. Краснопёрка нынче была повсюду. Летом её ловили и заготавливали впрок – сушили, солили, вялили, чтобы в разгар осени продавать на ярмарках. Сушёная краснопёрка употреблялась не только как самостоятельное блюдо, но и в качестве основы для супа. Бедняки любили костлявую рыбёшку за дешевизну, а богатые горожане, не говоря уже об аристократах, брезговали ею, предпочитая более изысканные кушанья.
Выбор, впрочем, был невелик.
– Мы будем уху, – заявила девочка к удивлению хозяйки. – Только прошу вас, подайте побольше хлеба.
Утром выяснилось, что у Виллы жар. Сначала она попыталась скрыть это от спутниц и, отказавшись от завтрака, ушла в комнату собираться, но, когда настало время отъезда, всё, наконец, открылось. Из-за внезапного приступа слабости Вилле пришлось лечь в постель, встать с которой она в тот день уже не смогла. Лиа беспомощно суетилась вокруг, пока хозяйка не отправила её собирать кору крамса2 с лубом. Когда служанка, успокоенная возможностью быть полезной, наконец, убежала, тётя подозвала Селену.
2
Крамс – древовидное растение семейства Рипиевые, распространённое в равнинных районах Миравии и в южных регионах Забелогорья. Используется для получения сквелена, вещества, известного выраженными противовоспалительным и жаропонижающим свойствами.