Шумно в первый день путины на тонях: слышатся крики, смех, незамысловатые шутки. Кто не лелеет надежду на удачный промысел!
Но молчаливо, не глядя друг на друга, бродили рыбаки трифоновской артели по незнакомому острову. Остановились бог весть на каком месте, где никто отроду не промышлял! Корпть будет сам хозяин, в таком хитром деле ничего не понимающий! Быть ли добру от этой весны?
Вернулся Трифон. Он ожидал расспросов, но рыбаки упорно молчали. Отдышавшись ст быстрей ходьбы, хозяин новел артель к месту, где решил ставить невод.
— Во, — водя пальцем перед собой, заявил он, — вишь, какое место ладное! Обязательно придет…
— Неладно говоришь, хозяин, — угрюмо прервал его Терентий, — не пойдет сюда галли! Неужто не смекаешь, что передний островок в сторону рыбу сносить будет. Косяк заворотов крутых не делает. А где островок, там под водой луда[13] тянется. Пустое здесь место…
— Врешь ты все! — нетерпеливо отмахнулся от него Трифон. — За зря науку свою, дружок, кажешь. Все одно не быть тебе моим корщиком… Будет сюда селедка с моря катить. Только черпать не ленись.
— Да рыба-то што — нарошно для тебя завороты начнет делать? — закричал охваченный дрожью Терентий. — Я тебе толком…
— А ты, Терентьюшко, може, за Федькой вслед побредешь? И тебе и мне спокойнее будет, — напирая на спорщика, зачастил хозяин. — Давай лучше разойдемся! Еще, сам знаешь, не поздно!
Терентий только заскрипел зубами и опустил голову. По обычаю, пока не была вычерпана из невода первая рыба, хозяин мог прогнать сухопайщика из своей артели.
— Губишь ты нас, хозяин, — прошептал он, мучительно кривя дрожащие губы. — Сам понимаешь, что нам податься некуда.
Глядя на низко опущенную голову Терентия, Трифон усмехнулся. Его тешило явное бессилие покрутчика. Не обращая внимания на рыбаков, хозяин начал отсчитывать шаги, делая каблуком борозды — в каком месте долбить оттяжные ямы для невода.
Растянув невод, смастерили караулку — шалаш из молодого ельника. Затем всей артелью принялись ставить избушку. Жить нужно было в десятке-другом саженей от расставленного невода: опоздаешь вовремя спустить стенку сети — и тогда весь косяк уйдет из ловушки.
Всю ночь не спал Терентий и, ворочаясь, не давал уснуть Алешке.
— Ты чего, тятька, словно галли на льду, бьешься? — не вытерпел тот. — Покоя от твоих коленок нет…
— Выхода, сынок, не вижу. Чего делать — не додумаюсь… Не наловить нам сей год рыбы! Сам смекни — чем кормиться будем?
Не скоро заснули в ту ночь рыбаки… По обычаю полагалось каждому рассказать утром свой сон. В артели всегда находился кто-нибудь, кто считался «знатким» в их разгадывании. Среди трифоновцев общепризнанным разгадчиком снов был Ерофеич. Но в это утро никто не заявил: «А мне, земляки, во сколь диковинное причудилось!»
Ерофеич не запускал широко расставленную пятерню в жиденькую бороденку и не морщил лба, собираясь разъяснить суть любой нелепицы… Молча, словно в пытках самого тягостного похмелья, бесцельно бродили трифоновцы, то выходя из избушки, то возвращаясь обратно.
Не было бы здесь проклятого пузана, — как с легкой руки Алешки стали заглазно именовать своего хозяина трифоновцы, — они бы бранью хоть немного облегчили свои души. Но Трифон не уезжал, и потому угрюмых сухопайщиков сильнее прежнего угнетало вынужденное молчание.
Вскоре Алешка заметил, что стоило кому-нибудь из сухопайщиков отойти подальше от избушки, как Трифон, словно невзначай, подходил к нему и, взяв под руку, уводил в лес.
— Тятька, — спросил Алешка отца, — а чего пузан рыбаков поодиночке в лес водит?
— Делишки обделывает! Я не зря в избе сижу, будто не-можется мне. Слух был, что какой-то швед приехал и скупает по хорошей цене рыбу, а пузан полцены за рыбу дает! Вот и идут к нему туго. Да…
Помолчав, Терентий крякнул с досадой:
— Не отвертеться, сынок, от мироеда. Ведь к нему же за трешкой зимой побежишь!
К вечеру Терентию пришла очередь идти в караулку следить за рыбой. Алешке не хотелось сидеть в дымной избе, и он пошел с отцом. Вскоре, увидев идущего к ним хозяина, Алешка дернул за ногу накрытого тулупом отца и торопливо произнес:
— Пузан, никак, до нас скачет?..
— А ну, Алешка, лезь под тулуп караулить, — сказал Трифон, подойдя к ельнику. — Надо с отцом о делах погуторить… Терентий, а Терентий!