— А мы позаботились. Архангельск — город немалый, и кое-кто из либералов помогает революции вот этим. — Он развязал узел. — Тройка — что надо. А на плохой конец есть в судовой команде портняжка, он может на скорую руку поубавить…
Но услуг портного не требовалось. Костюм оказался словно сшитым на заказ.
— Ну вот — господин что надо. Тащи, батя, мою бритву и все прочее. Усы придется сбрить.
В легком испуге Туляков машинально прикрыл рукой рот, и это получилось так по-детски забавно, что сын и отец дружно расхохотались. Глядя на них, рассмеялся и Туляков.
— Придется красой своей пожертвовать, — комически вздохнул он.
— Вам — усами, а мне придется поплатиться кое-чем посерьезнее. Господину Арбузову Михаилу Константиновичу никак нельзя путешествовать по Белому морю в одном костюме! Где же у него летнее пальто и шляпа? Придется мне с жениховским нарядом расстаться. Благо он в отцовском доме, и женка не подумает, что пропил…
— У меня семьдесят два рубля, — произнес Туляков, — есть возможность…
— Берегите, берегите денежки. Помещу вас в отдельную каюту, благо я на пароходе и кассир. А с деньгами сейчас прямо зарез. Не уверен: соберут ли ребята по моему заданию вам на дорогу. О покупках и не мечтайте! Неси-ка, батя, мое жениховское добро. Раз я женат, так и щеголять нечего...
Как только старик вышел в сени, где в холодной клети хранилась одежда, Туляков торопливо вынул из кармана письмо.
— Научите, как передать это учительнице Нине Кирилловне? — и, очень смущенный, тихо добавил: — Письмо очень важно и ей, и мне!
У Тулякова едва хватило сил взглянуть на моряка, и он увидел, как у того от удивления округлились глаза.
— Кому?..
— Нине Кирилловне, — как можно внушительнее, сдавленным голосом повторил Туляков.
— Ну, значит, ей. — Парень большим усилием воли сдержал смех. — А мы-то ее монашкой прозвали. Она одной кашей питается, никого к себе в гости не пускает и все деньги на книги тратит…
— Два мешка книг она переслала мне. Они на сеновале вашего дома. Надо будет их ей вернуть.
— Ловко, — моряк даже присвистнул, но спохватился и торопливо добавил: — Мы все считали, что она одной наукой живет…
— Мы виделись только несколько часов. Все эти годы она снабжала меня книгами. Теперь понимаете, что это за святой человек и можно ли что плохого о ней подумать? Как передать ей письмо?
— Мой батя, как могила! Будьте спокойны, он…
— И еще. В вашем доме небольшой железный ящик. В нем — нелегальная литература. С собой мне, конечно, взять ее нельзя. Держать в вашем доме опасно!
Моряк нахмурился, обдумывая.
— Тут какой-то тип крутится, ваш отец его шпионом называет, — продолжал Туляков.
— Догадываюсь — кто. О нем петля давно скучает! Скажем бате, пусть пока закопает ящик в землю, а литературу Никандрычу бы отдать?
— Правильно, Андрей. Так и я решил. На заводе она в дело пойдет! Я в Сороке старику об этом скажу, а он уж через сорочан организует доставку.
Вошел хозяин с черным пальто и мягкой шляпой.
— Анфиса так заложила его своими нарядами, что едва нашел, — ворчал он, — чуть было не отступился от поисков, да побоялся: а вдруг подумаете, что жалею.
Моряк поручил отцу передать записку учительнице. Затем сказал, что надо будет к ней же постепенно перетащить из мешков книги и немедленно закопать за домом ящик, чтобы затем отдать его тому, кто приедет из Сороки.
— Ну, пора в путь! — сказал моряк. — Дежурит мой дружок, без меня не отчалит, а подводить друга негоже. Быстро, быстро усы брить.
Пришлось вначале усы выстричь и уж затем, густо намылив, сбрить.
— Холодно губе стало, — осторожно касаясь пальцем верхней губы и чувствуя от прикосновения зуд, проговорил Туляков и недовольно поморщился. В мутном зеркале, висевшем над комодом, он увидел незнакомое лицо… Нос смешно выпятился. Словно не веря глазам, Туляков опять потрогал губу.
— Ну, пошли, — решительно встал моряк.
— На дорожку выпить надо. — Матросов торопливо поставил на стол графинчик. — За здоровье гостя!
— За мое здоровье — неважно. Выпьем лучше за наше дело, — предложил Туляков и, взглянув на старика, добавил: — За вас, Дмитрий Петрович, в благодарность за вашу помощь.
Чокнулись чайными чашками. Старик громко крякнул, сын проглотил водку, словно это была вода, а Туляков с трудом подавил гримасу отвращения.
— Видать, не из пьющих! — заметил старик.
— Угадали, — ответил Туляков и, прощаясь, обнял его. — Не забудьте учительнице письмо отдать и книги, и еще уговоримся: сразу же после нашего ухода выкопайте за домом яму и спрячьте железный ящик. В избе не держите. Это может оказаться только на радость шпиону.