Александр Иванович оглядел свой дар музею — рогатые головы лося и оленя, тюленье чучело — и стал внимательно рассматривать новое приобретение — модель шхуны, над которой немало повозился и сам Двинской, и местный псаломщик, большой мастер токарного дела.
«Надо будет заказать модели рыбацкой ёлы и моторного бота и продемонстрировать их на съезде», — подумал скупщик.
— Вовремя, вовремя, почтенный меценат, жалуете, — поворачиваясь к гостю и разгибая спину, произнес Александр Александрович.
— Чего пишете?
— Трех зайцев бью: общественную мысль бужу, сумчанам авось помогу, да себе трешку или пятерку в карман положу. Смотришь, неделю прокормлюсь… Ну, а как дела съезда?
Начался деловой разговор. Двинской понимал, что хлопоты скупщика прежде всего направлены к его личной выгоде — норвежские скупщики уже не первый год стали появляться среди поморов, промышлявших на Баренцевом море. Хозяева снастей могли сбывать им свой улов, минуя русских скупщиков.
В министерстве торговли и промышленности дополнили программу съезда рядом мероприятий, действительно содействующих расширению рыболовства, и часть их казалась Двинскому пригодной для осуществления его широких замыслов.
В задачу съезда входило улучшение техники рыбного промысла и упорядочение перевозки рыбных грузов путем организации новой линии рейсов Архангельско-Мурманского пароходства и понижением фрахта. Установление регулярных пароходных рейсов и понижение стоимости перевозки развязывали руки поморам, не имевшим своих судов. Двинской надеялся путем организации промысловой кооперации объединить часть рыбацкой бедноты в артели. Но кооперацию, в особенности промысловую, разрешалось создавать только земству. Реализуя через земство постановление съезда, Двинской мечтал осуществить тайно от Александра Ивановича свой замысел создания промысловой кооперации.
— В Кеми я успешно договорился с двумя тузами — Ремягиным и Антоновым, — продолжал Александр Иванович. — Ремягин взялся сговориться с шуерецкими богачами. Я, не будь дурак, повез его в Шуерецкое. А вот севернее Кеми не был, чтоб не всполошился Антонов. Придется, тезка, вам, как Чичикову за мертвыми душами, прокатиться по Карельскому берегу и заглянуть на Кольский.
— Ссыльные, как нам известно, прикованы к определенному селению, Александр Иванович.
— Ну, это я через вице-губернатора устрою. Ему явно импонирует быть покровителем прогресса на севере.
— А не забудете?
— Разве точность не одно из моих свойств? А кстати, кто-нибудь здесь мешает вам?
— По-прежнему — урядник и становой.
Александр Иванович вынул из кармана сигарную коробку со стеклянной крышкой.
— Можно уладить и это, — проговорил он, отрезая перочинным ножичком кончик «манилы». — На урядника подействует окрик, а станового надо вначале взять тоже на испуг, а потом посулить через моего приятеля, вице-губернатора, награду… Пошлите хозяйку за урядником. А когда он придет, сделайте любезность, не поленитесь постоять. Будьте на пять минут чиновником перед грозным начальством. Это будет внушительнее для идиота.
Быстро явился урядник. Даже в зимней мешковатой шинели он выглядел тощим. Пугливо мигая глазами, он вытянулся у дверей.
— Господин Двинской доложил, что ты только тем и занят, что ему помехи делаешь! А? — Александр Иванович топнул ногой. — Да как ты смеешь?
Урядник молчал и только усиленно моргал глазами.
— Я вот расскажу губернатору, что ты бунтуешь! Его распоряжения отменяешь… Царской власти не повинуешься?.. Ты что? — Александр Иванович грозно двинулся на прижавшегося к двери урядника. — В Сибирь захотелось? На каторгу? Ты звание урядника носишь, а сам смуту сеешь?
Костлявое лицо урядника то багровело, то бледнело, покрываясь бисеринками пота. Помучив служаку страхами и напомнив о своем недавнем приезде с вице-губернатором, Александр Иванович зыкнул:
— Если господин Двинской пожалуется мне еще раз — испепелю! Мое слово знаешь… Ну, а теперь — вон!
Урядник юркнул за дверь, и когда за окнами захрустел снег под его торопливыми шагами, скупщик рассмеялся:
— Хороша была сцена?