— Прими парней! — прикрикнул управляющий. — Все хоть в чем-то уступка будет!
— Никак этого нельзя. Слово наше должно быть твердое, — с ожесточением возразил биржевой мастер. — Нельзя нам парней обратно принять!
Управляющий угрюмо взглянул на мастера. «Меня промышленники уговорить не смогли, так тебя, видать, крепко ублаготворили!» — подумал он.
— Позволю напомнить, — продолжал мастер, — Агафелов в прошлый приезд говорил: твердую руку иметь надо!
Нельзя послабление делать… Никола угодник, чего затребовали, а ведь раньше не бывало такого!
— Не бывало, — управляющий понурил голову. — В том-то и штука, что не бывало. С чего бы это?
— Газетки почитывают! Как гудок, смотришь, уселись, жуют свое полдничное, а какой-то грамотей им вслух читает. А разве прежде газетками интересовались? Полагаю, что Никандрыч народ мутит…
— Никандрыча ты оставь. Этого тронуть, так, пожалуй, и сам слетишь. Я и то стараюсь с ним ладить.
— Это как вам угодно-с, — мастер встал со стула и, вильнув задом, добавил: — А ребят к себе принять не могу! Авторитет терять мне нельзя-с.
Долго смотрел управляющий на лежащий перед ним листок с требованиями рабочих. Сорок лет проработал он на беляевском заводе, и не было случая, чтобы рабочие предъявляли ему свои требования. Не в пример горной, лесная промышленность была царством отсталых и забитых нуждою людей. По привычке шепча то, что он писал, управляющий начал строчить приказ, в котором говорилось, что уволенные приняты не будут, а выполнение других пунктов требования зависит от владельца завода. Управляющий предупреждал, что в случае какой-либо попытки саботажа все без исключения рабочие будут оштрафованы в размере однодневного заработка. Политика твердой руки, о которой напомнил биржевой мастер, восторжествовала!
Хотя листок с приказом управляющего был прибит лишь на дверях конторы, о нем уже утром знали повсюду. В этот день работа игла, как обычно, но на следующее утро, получив сводный табель выработки за истекший день, управляющий в испуге воскликнул:
— Господи помилуй, как же это так?
Все цифры оказались примерно на четверть ниже, чем цифры предыдущего дня.
Управляющий принял срочные меры — у каждой рамы для контроля был поставлен надежный человек. За весь день не случилось ни одной аварии, но вместо двухсот бревен за рабочий день было распилено немногим более сотни. Половинная выработка!
На следующий день управляющий и часу не пробыл в кабинете. Опираясь на суковатую палку, он побывал в каждом уголке завода. Все люди были на местах, и всюду шла работа, но выработка упала еще ниже.
Раз в три дня Агафелову подавалась телеграмма с показателями выработки продукции. На этот раз показатели были наполовину ниже, чем в прошлый раз. На телеграфный запрос о причинах падения выработки управляющий сообщил о предъявленных рабочими требованиях. В тот же вечер от Агафелова пришел срочный ответ — главноуправляющий требовал поднять выработку до прежнего уровня и объявить рабочим, что их требования будут рассмотрены им лично.
На следующее утро управляющий, тяжело опираясь на палку, вновь отправился бродить по заводу. В главном корпусе, где с грохотом тряслись рамы, управляющий знаком подозвал к себе пилостава. Так как шум не позволял вести разговора, управляющий дернул за рукав старика и направился к выходу.
— Ты ведь дома полднуешь? — спросил он Никандрыча.
— Дома.
— Ну, так пойдем, сейчас загудит, а у меня разговор большой. Читай-ка.
Управляющий протянул ему телеграмму Агафелова.
— Хочу с тобой посоветоваться, Никандрыч. Работаем вместе четверть века. Как быть?
— Выходит одно, уступить надо рабочим. Требования наши справедливы.
— Тебе я обеспечу за давность работы прибавку на десять процентов.
— А другим?
— Нельзя идти на уступки, разорение будет!
— Откуда разорение? Раньше на раму приходилось полторы сотни бревен. Теперь же, после реконструкции, пропускаем двести с лишком. Выходит, двадцать пять процентов прироста, а рабочие требуют только десять процентов надбавки.
— А во сколько влетела эта реконструкция, знаешь?
— А вот пятнадцатью процентами и покроете.
— Не согласится Агафелов.
Шли молча. Досадливо косясь на отстающего от него управляющего, пилостав замедлил шаг.
— А потом штрафные… да арендные… да за общежития! — отдуваясь, заговорил управляющий. — Их-то уж никак нельзя скинуть…