Снег, сдуваемый ветром с дороги и крыш, вихрем крутился по улице. Он забивался за шиворот и жгучими иглами колол кожу лица. Горбясь и втягивая голову в поднятый воротник, Егорка шел, чуть покачиваясь от порывов вьюги. От волнения он не чувствовал едкого холода, особенно больно леденившего лоб и щеки. Радостен был Егорке этот путь. Бушуй непогода еще сильнее, Егорка все равно не заметил бы уколов снега. Думал ли когда-нибудь он, что самые богатые хозяева селения соберутся, чтобы договариваться с подзаборником. Почему-то сейчас, в эту злую непогоду, припоминалась тихая лунная ночь, когда он впервые взглянул с помоста своей избенки на лукьяновский дом, как на собственный. И он, Егорка, добился своего! Хозяева собрались и ждут его прихода. «Запугалисъ, чуют мою силу!» — шептал Егорка, и вдруг такая вспыхнула к богачам стародавняя, въевшаяся в кровь батрацкая ненависть, что он выругался вслух.
Но войдя в дом Сатинина, Егорка вдруг почувствовал трепет покрученника перед хозяевами.
— Егорушка, — проговорил кто-то тихо, — родной мой!
Это была Феклушка, батрачка Сатинина. Глядя на нее, но думая совсем о другом, Егорка не узнал своей недавней зазнобы. Девушка поняла это по-своему.
— Собравшись все вверху, Егор Богданыч, — чуть слышно пролепетала она, — хозяин приказал оболотку[9] с вас принять.
Егорка машинально разделся. Вступив на лестницу, он почувствовал, что у него немеют ноги, и остановился. «Чего мне бояться, я теперь такой же хозяин, — подбадривал он себя, — не я, а они меня боятся… Меня боятся! От меня зависят!» Это придало ему смелости, и, одеревенело передвигая ноги, Егорка стал подниматься по крутой лестнице. Прикрикнул бы кто-нибудь сейчас на него сверху, и Егорка, владелец двухэтажного дома, распоряжающийся двумя десятками рыбацких хозяйств, опрометью бросился бы вниз.
Когда Егорка вошел в горницу, на него пахнуло теплом и спертым воздухом, гул голосов стих, и лица повернулись в его сторону.
— Заходи, соколик, заходи! — тоненьким голоском закричал Сатинин. — Уж давно всем миром твою боярскую милость ждем.
Видя, что гость смутился, Федор Кузьмич насмешливо проговорил, подталкивая Егорку к столу:
— Ну, дружки, познакомимся с боярином Егором Богдановичем… — Егорка совсем растерялся, и поэтому старик досадливо ткнул его в бок. — За рученьку, за рученьку обойди поздоровкаться. Застыдился честной компании соколик, — насмешливо пояснил он гостям, — видать, что впервые к людям залетел крещеный.
Егорка с протянутой рукой по очереди подходил к сидящим. Не глядя на него, Федотов сунул руку наугад и потому попал Егорке под ложечку. Ружников, отец постоянного недруга Егорки, подавая руку, по-собачьи оскалился, словно собирался его укусить; его сосед Жилин, важно подняв голову, вздохнул и отвернулся, как бы говоря: «Как не стыдно, как не стыдно». Так, поздоровавшись по очереди со всеми, Егорка добрался до места, где сидел Сатинин.
— Ну вот, соколик, собрались мы вместях и тебя позвали по сурьезному делу, — с ласковой укоризной глядя на него, тотчас заговорил Сатинин. — Жпли мы до тебя тихо и мирно. Каждый другому жить не мешал и покрученников от соседа к себе не переманивал! — Федор Кузьмич погрозил Егорке беленькой ручкой. — Дал тебе бог долю хозяйством заняться, так уж ты…
Хозяева сидели, один Егорка стоял, и за столом не было свободного места. «Значит, как по-старому? — возмутился Егорка. — Значит, опять хозяевам сидеть, а мне казаком[10] перед ними стоять?» Сатинин продолжал что-то укоризненно говорить, но смысл его слов не доходил до Егорки. «Это я-то, у которого за семь тысяч капиталу, я стоять должон! Словно за четыре гривенника горб свой перед ними ломаю! — нарастала злоба у Егорки. — Да коль захочу, так всех рыбаков себе наймую…» Он взглянул на недружелюбно смотрящих на него мироедов, и теперь уже не страх, а злость охватила Егорку.
— …Вот, значит, давай уговоримся, — начали доходить до него слова Федора Кузьмича, — старых порядков не рушить! Свои выдумки, Егорушка, отбрось и супротив нас, хозяев, не иди!
Сатинин при этих словах многозначительно поднял палец.
— А ты бы, Федор Кузьмич, сперва гостя своего на стул посадил… Не крутиться к вам пришел, чай, не с казаком дело имеете. Не мне перед вами спину гнуть.
Плюнув, в знак презрения к собранию, Егорка распахнул дверь и побежал по лестнице вниз.
— Егор Богданыч, да хосподь с тобой, — раздался вслед встревоженный голос Сатинина, — да постой…