Настал радостный день освобождения, о котором грезилось каждому ссыльному! Получив разрешение на выезд, Федин увидел, что оплошал. Заботясь о том, чтобы не пробыть сверх срока в Нюхче, он позабыл об одной «мелочи» — собрать на дорогу денег. Просить у родителей Федин стеснялся — тем самим было трудно, они жили на небольшую пенсию штабс-капитана в отставке. Но выход все же был найден. Распродав несложное имущество, Федин решил пешком идти до железнодорожной станции, надеясь на случайные оказии.
Весть о том, что политик уезжает, обежала все село. Трое братьев Филипповых, очень уважавшие Федина, послали к нему мальчонку звать на «отвалины». Зная, что у Филипповых соберутся многие из тех, с кем ему хотелось на прощание перемолвиться добрым словом, Федин обещал вечерком прийти.
— Ну вот и дождался увольнительной, — ласково глядя на вошедшего в избу политика, заговорил старший из братьев… — Теперь, браток, назад не вернешься?
— От сумы и тюрьмы нам зарекаться не приходится, — ответил Федин и досадливо запнулся, уловив взгляды, которыми обменялись между собой собравшиеся. — Вот уеду в Башкирию, кумысом вылечусь, не помру!
Эти слова смутили всех, и кто-то, не глядя на Федина, торопливо сказал:
— Дай-то бог. Смотри, пиши только, а то, поди, забудешь о нас.
— В письме многого не напишешь. Не урядник, так поп прочтет. А не то в Посаде почтовик на самоварном пару конверт расклеит. Помните, как мы его проверили?
Все рассмеялись. Как-то Федин написал сам себе письмо, в котором предупреждал, что заведующий сумпосадской почтой — любитель вскрывать чужие письма. Это письмо «затерялось», и таким образом почтовик разоблачил себя.
Беседа не клеилась. Федин удивился общей скованности: неделю назад просидели до глубокой ночи — нашлось о чем говорить.
— Ровно языки у всех примерзли, — откровенно признался один из присутствующих.
— Завсегда так бывает при расставании. Засобираешься на вешню, сядешь на прощанье и, поди знай, как дурак какой, путного слова не скажешь…
— А чего скажешь, когда вся родня, ровно ты покойник, во весь голос ревет?
— Скоро, скоро, дружки, — повторил хозяин избы излюбленную покрутой поговорку, — придут Евдокеи, принесут нам свои затеи.
Все нахмурились. Не любили покрутчики вспоминать то время, когда придется брести тысячу верст пешком да полгода валяться на лавках без подстилки, мокнуть в студеной воде и с каждым выездом в море рисковать жизнью…
Под окном послышалось озлобленное рычание, брань и собачий визг.
— Никак урядника Дружок… кусил, — выкрикнул младший из братьев, Алексей. Схватив стоявшую в углу берданку, парень торопливо зарядил ее. — У меня соль в патроне, — кивнул он Федину. — Пусть стервец в лохани посидит, — и выскочил в сени.
— За овсом пожаловал! — послышался его голос. — Куда бежишь? А ну, прими гостинец.
Раздался выстрел, и кто-то по-заячьи тоненько взвыл.
Прибежав обратно, Лешка бросил берданку на постель.
— Побегу ребят с вечоры созову, к уряднику двинем. Аккурат его в лохани застанем. Вот смеху-то будет!
И Лешка, на ходу надевая полушубок, вышел из избы.
Федину не доставляло удовольствия смотреть, как станет урядник вымывать всаженные в него крупинки соли, и он пошел домой. С ним увязался один из парней.
— Это ведь я Лешку научил, — сказал он Федину. — Будешь с матросами прощаться, так урядник не выследит…
— А ты откуда знаешь? — Федин даже остановился.
— Не бойся, я один про твой кружок знаю, скоро сам матросом буду! Крестный штурманом ходит, он сей год сулил меня на «Святого Николу» пристроить. А там к городу прибьюсь. У меня братан в городе десяток годов живет, и ежели тебе что потребно будет — до гроба я твой помощник. Только дозволь сегодня на матросский кружок прийти?
Собрание кружка началось со смеха. Подробно рассказали Федину, как застали урядника сидящим в лохани с водой, как Лешка прикинулся удивленным и как урядник вывертывался, объясняя причину, почему его угораздило попасть под выстрел.
Расставание с матросами прошло по-иному. Не было связанности, сковывавшей всем язык. Незаметно прошло время за повторением приемов конспирации и проверкой, кто и как их усвоил.
К учителю Федин попал лишь поздно ночью. Он достал из кармана большой конверт из оберточной бумаги и две толстые тетради.
— Тетради не отдам, они мне еще пригодятся.
— Тетради-то знакомы, а это вот что-то новое? — указал учитель на конверт.
— Это то, что определило мою цель в жизни. Если хочешь, взгляни.
Федин вынул из конверта пожелтевший номер газеты. Это была «Искра» № 32 от 15 января 1903 года.