Канал украшается.
— Не только прочно, но и красиво, — твердят строители. При Управлении Белбалтлага создается художественная комиссия. «Украшайте», — говорит она. Ищут художников, декораторов, артистов, — украшать надо не только цветами, но и словами. В художественной мастерской седьмого боевого участка работают пять художников: Коробка, Бородавченко, Васильев, Быков и Перра. Все они бывшие тридцатипятники, парни способные. В штурм мастерская устраивала конкурсы между ударниками на лучшие показатели. Победителям выдавали портреты, написанные с них. Выдано 1 500 портретов. Владельцы портретов резко повысили производительность труда. Сейчас они оформляют свой участок, украшают.
Киргиз из семиреченских степей или из-под Балхаша, калмык или черкес, еврей, татарин или сибиряк, у которого никак не определишь национальности, — сколько там намешано и напутано. Рязанский, астраханский, уральский, пензенский, алтайский или саратовский, тамбовский, черниговский мужик — каждый теперь, улыбаясь, станет рассказывать детям дома:
— Топором, милай, порубили, без единого винтика, так что все Америки и Европы охнули и обнажили головные уборы.
— Тятька, — спросит сынишка, — а он глубокий?
Не задумываясь, ответит отец:
 |
| Последние часы на шлюзе |
— Идут по нему и плоты, и корабли под чужого цвета флагами. и просто всяческая дрянь течет, и никто не находит в нем дна. Полагаю, до дна теперь, без моего отсутствия, верста, а ширины и счесть нельзя, так как он расширяется.
— А кит-рыба проплывет?
— И кит проплывет, и щука, спи.
— А хата наша проплывет?
— И хата.
Задумывается сынишка. Синий-пресиний встает перед ним канал, тысячи топоров мелькают, гремят песни, поет отовсюду музыка — такое, что и понять невозможно. И весело один за другим идут корабли и плещут парусами: розовыми, белыми, желтыми и голубыми. Батька его стоит на корме и отдает приказания, но тут подходит сам мальчонка и говорит, отстраняя батьку: «А ну-ка, пусти, я поведу пароход». И гудит в гудок, и поворачивает руль, и все встречные отдают ему честь.
Пройдут годы. Мальчонка вырастет, выучится. Он поедет прокатиться по каналу. И встанут перед ним карельские озера, и шлюзы, и дамбы. Уже всюду гостиницы, электростанции, заводы, фермы, и, как чудо, показывают ему уцелевшие бараки, где некогда жили удивительные строители.
★
ГЛАВА
12
ИСТОРИЯ ОДНОЙ ПЕРЕКОВКИ
fíwQdotiu ñute di divo i э nnñon ou?^
НА БЕЛОМОРСКОМ КАНАЛЕ
На Беломорском канале меня заинтересовали не те люди, которые то ли в силу случайности или, как сказал один заключенный, в силу «мусорных обстоятельств» стали правонарушителями.
Меня заинтересовали люди, которые глубоко втянулись в жизнь, построенную на праздности, воровстве, обмане, грабежах и убийствах.
Вот к этим правонарушителям, к их перевоспитанию я стал присматриваться со всей внимательностью. Мне не хотелось тут ошибиться. Мне хотелось увидеть подлинные, но, может быть, скрытые чувства, желания и намерения этих людей.
В самом деле. А что подумали эти люди, когда после праздной жизни столкнулись с тяжелым повседневным трудом?
Что они подумали, когда им стали говорить о новой жизни, о перевоспитании и о социализме.
И что они подумали о своей будущей карьере и о возможностях этой карьеры в нашей стране, где нет собственников и богатств и нет тех «блестящих» капиталистических отношений, которые создают, так сказать, изнанку жизни — грабежи, воровство и убийства, — с тем чтобы завладеть деньгами другого.
ЗАКЛЮЧЕНИЕ
Скажу правду, я скептически подошел к вопросу перевоспитания. Я полагал, что эта знаменитая перековка людей возникла на единственном и основном мотиве — на желании выслужиться, на желании получить волю, блага и льготы.
Я должен сказать, что в общем счете я чрезвычайно ошибся. И я на самом деле увидел перестройку сознания, гордость строителей и удивительное изменение психики у многих заключенных.
Да, конечно, мне пришлось увидеть и более слабые стороны этого дела. Например я долго разговаривал с одним профессионалом — карманным вором. Он, наговорив мне кучу пышных фраз о своей подлинной перестройке, под конец, жалко улыбнувшись, сказал, что по выходе на волю за ним, конечно, следует присмотреть, чтоб он как-нибудь не свихнулся снова.