Для более полного ознакомления с постановкой дела отправки на фронт пополнений, а также уяснения сложившихся к этому времени взаимоотношений каппелевцев и семеновцев следует более подробно остановиться на отправке гродековцев на фронт. С 9 декабря, как помечает в своем дневнике В.Г. Болдырев, Гродековская группа войск перешла в «безоговорочное» подчинение командованию. В этот день заместитель командующего группой генерал Правохенский отдал в Гродеково соответствующий приказ, основанием которому послужило распоряжение генерала Глебова, который вслед за сим был командующим войсками отстранен от занимаемой должности и арестован. Гродековская группа войск, представлявшая собой две бригады – Отдельную сводную стрелковую и Отдельную сводную конную, – вошли в состав 2-го стрелкового корпуса. Конная бригада была сведена в полк, а дивизионы стрелковой бригады в течение нескольких дней были переброшены по железной дороге в Никольск. Здесь они разместились в полуразрушенных казармах, в которых не было ни дверей, ни окон. Конвойцы разместились в районе церкви, а маньчжурцы в районе штаба корпуса. Командир бригады полковник Буйвид еще на ст. Никольск-Уссурийск, сразу после прибытия эшелона, получил через подполковника Ктиторова пакет. Через несколько минут полковник Буйвид в сопровождении того же подполковника Ктиторова отбыл во Владивосток по особому вызову. Во Владивостоке он был арестован. Между тем в Никольске командир Конвойного дивизиона, полковник Иванов, уже через 6 часов после своего прибытия в город получил приказ о влитии Маньчжурского дивизиона в Конвойный и о назначении его, полковника Иванова, командиром полка. Так как из всего предыдущего было видно, что каппелевцы намереваются совсем покончить с семеновцами, полковник Иванов отказался от принятия полка. Этого отказа генерал Правохенский, остававшийся еще во главе группы, не принял. Тогда полковник Иванов вторично подал рапорт с отказом от полка. Генерал Правохенский с большой неохотой разрешил полковнику Иванову переговорить с командиром корпуса. Последний принял полковника любезно, отказ принял, но просил несколько дней покомандовать полком, дабы он мог подыскать подходящего кандидата. Вскоре из Владивостока вернулся в Никольск подполковник Ктиторов и был назначен командиром 1-го пластунского полка, образованного из сведенных Конвойного и Маньчжурского дивизионов. Два других дивизиона (Уссурийский и Камский) образовали 2-й пластунский полк, во главе которого был поставлен семеновед – полковник Салазкин. Полки эти составили бригаду, названную 3-й пластунской. Во главе ее оказался генерал Правохенский, а начальником штаба Генерального штаба полковник Леонов. Переформирование дивизионов еще не прошло в жизнь, как комкор генерал Смолин собрал в офицерском собрании Омского стрелкового полка всех офицеров дивизионов и обратился к ним с речью. Суть ее была такова: генерал Смолин не винил в прежней деятельности гродековской группы войск присутствующих офицеров, но прежнее начальство собравшихся руганул, затем он высказал уверенность в том, что стоящие перед ним офицеры такие же хорошие бойцы, как и «мы, каппелевцы», обещал одеть, дать все необходимое, затем сказал, что сведение в полки дивизионов произведено для пользы дела, и, наконец, в заключение предложил скорее готовиться к выступлению на фронт… Переформирование дивизионов шло быстро: отстранив, по их мнению, опасных начальников, каппелевцы не вмешивались больше во внутреннюю жизнь подчинившихся им частей. Но настроение гродековцев было до известной степени подавлено, и они относились с некоторым недоброжелательством к каппелевцам. Вести с фронта, правда, поднимали их настроение, но, с другой стороны, они во всех мерах каппелевского командования видели недоброжелательство, «отношение к пасынкам». Трудно теперь сказать, что могло дать правительство и командование бригаде, отправляемой на фронт, но все же кажется, что дано было пластунам слишком мало. Положение их в Никольске продолжало оставаться скверным: довольствия они почти не получали, казармы были отвратительны, а обмундирование еще того хуже, ведь значительная часть пластунов все еще гуляла в легком летнем дрелевом обмундировании, не только полушубков, но и шинелей у многих не было, и в декабрские дни люди ходили в брезентовых дождевиках. Прибытие подполковника Ктиторова в 1-й пластунский полк значительно подвинуло дело снабжения этого полка: ведь он был для 2-го корпуса «свой», и ему несравненно легче было раздобыть необходимое, нежели полковнику Салазкину – семеновцу. В 1-м полку появились галоши, винтовки (на неполный состав полка) и значительное количество коротких полушубков, правда, старых и гнилых, но все же полушубков. Патронов не было выдано совершенно. Быть может, это произошло случайно, но, быть может, и умышленно, дабы не совсем верные части не возомнили слишком много о себе. 31 декабря пластунская бригада в двух эшелонах, идущих на расстоянии одного перегона, выбыла по железной дороге на север. Штаб бригады шел с 1-м полком. Общая численность бригады равнялась 1100 чинам, из них 650 человек в 1-м полку, а 450 человек во 2-м. Пластуны ехали на фронт, на службу Родине, для борьбы за нее, но, как ни бодрили себя бойцы, скверное состояние их обмундирования давало знать о себе, и пластуны ехали, будучи твердо убеждены в том, что их обделили, что из всех своих посулов каппелевское командование полностью выполнило лишь один – отправку на фронт… Черные мысли лезли в голову, но пасынки-пластуны их отгоняли, они торопились на фронт выполнять свой долг…