Резоны становятся ясными, когда читаешь обстоятельную работу Ю.Ф.Година, которая представлена в настоящем издании. В Белоруссии возникла другая модель развития, чем в России. Но самое главное и самое неприятное для некоторых – эта модель оказалась конкурентоспособной. Цифры и факты, которые приводятся в этой книге и в публикациях автора, весьма красноречивы. Напомним некоторые из них, имеющих ключевое значение. Средняя продолжительность жизни в Белоруссии – кумулятивный показатель качества жизни – выше, чем в России, на 4 года, преступность ниже в полтора раза, намного меньше уровень коррупции, нет олигархов, нет национальных конфликтов, нет дедовщины в армии, выше душевое потребление мясомолочных продуктов, социальное расслоение общества – намного меньше, а социальная защищённость населения – существенно выше.
И, наконец, то, с чего обычно начинают при межстрановых сопоставлениях – производство ВВП на душу населения, состояние промышленности и сельского хозяйства. По ВВП на душу населения, рассчитанному по паритетам покупательной способности, Белоруссия находится примерно на российском уровне, а развитие промышленности и сельского хозяйства – основа материального производства – гораздо более успешное. Если Россия к 2007 году смогла только восстановить уровень ВВП 1991 года, а объём промышленного производства составил в 2006 году 78 %, сельскохозяйственного производства – около s от 1991 года, то в Белоруссии соответствующие цифры равнялись 141 %, 172 % и почти 100 %. Хотя белорусское сельское хозяйство и отставало в развитии, но всё же страна полностью обеспечивала себя базисными видами продовольствия и ещё на экспорт оставалось процентов 10 – 15 (напомним, что в России за счёт импорта покрывается 40 % – 50 % потребления продовольствия). Если российский экспорт почти целиком состоит из топлива и сырья, то белорусский – из готовых изделий. При этом Белоруссия, в отличие от России, почти не располагает сколько-нибудь заметными собственными топливно-сырьевыми ресурсами. (Отнимите от нас сырьё и топливо, что от российской экономики останется!?).
Конечно, было бы неправильно рисовать идиллическую картину экономического развития Белоруссии. Проблем в стране хватает. Стоит вспомнить хотя бы хронический дефицит внешнеторгового баланса, недостаток иностранной валюты, изношенность основных фондов на многих предприятиях, низкую прибыльность немалого числа производств, порой чрезмерное вмешательство государства в хозяйственную деятельность предприятий и т. п. Но то, что сложившаяся система по объективным результатам развития оказалась безусловно конкурентоспособной по сравнению с другими моделями преобразований – сомнения не вызывает.
В России эти позитивные результаты нередко пытаются объяснить нашей помощью, в первую очередь за счёт более низких для Белоруссии цен на газ. Россия действительно оказывала и пока ещё продолжает оказывать, хотя и в меньших масштабах, существенную экономическую помощь Белоруссии. Но ведь наши предприятия всегда получали газ по ещё более низким ценам, чем белорусские. Значит, разница в результатах объясняется не этим фактором.
Отношение к Белоруссии и президенту Лукашенко уже давно раскололо российское общество прежде всего по идеологическим мотивам. Этот раскол особенно четко проявился в реакции на российско-белорусский энергетический конфликт после резкого повышения цен на российские энергоносители с начала 2007 года. Левые и патриотические силы были почти целиком «за Лукашенко», либералы-западники – против. Антибелорусская, антилукашенковская компания, развернутая в России либеральными СМИ с конца 2006 года, не имела прецедентов в СНГ по агрессивности и злобности нападок. Никогда еще российские СМИ не позволяли себе ничего подобного даже в адрес руководства Туркмении и Узбекистана, претензии к которым по поводу их недемократичности гораздо более значительные. Очевидно, что дело здесь не в авторитаризме Лукашенко, а в более серьезных вещах – в классовых интересах и классовой неприязни, если использовать эти понятия, ныне тщательно избегаемые в официальной идеологии, но из жизни не исчезнувшие.
Противники Лукашенко в принципе не приемлют белорусскую социально-экономическую модель развития, которая оказалась абсолютно непохожей на российскую. Главное – крупная государственная собственность не была распределена между своими и иностранными «абрамовичами» и «потанинами». Все остальное – второстепенно, и обвинения Лукашенко в антидемократичности, в создании своей диктатуры – лишь дымовая завеса.
О белорусской модели нередко можно слышать заявления, что она представляет собой подобие советского экономического механизма, нечто вроде чудом сохранившегося «советского заповедника». Эти обвинения должны служить добавочным подтверждением консерватизма белорусской власти, её нежелания проводить «прогрессивные рыночные реформы». На самом деле белорусская социально-экономическая модель представляет собой уникальное, еще недостаточно изученное явление на постсоветском пространстве. Она существенно отличается как от прежней советской системы, так и от традиционной модели переходного периода, примененной с непринципиальными отличиями в почти трех десятках бывших социалистических стран.
Не ставя перед собой задачи сколько-нибудь детально проанализировать особенности белорусской социально-экономической модели – это должно быть предметом отдельного исследования, к тому же она ещё далека от завершения – укажем лишь на ее основные черты.
Большая часть предприятий, прежде всего крупных, находится в руках государства (на них производится примерно 70 % ВВП). В то же время хозяйственный механизм функционирует в значительной мере по рыночным правилам: сфера директивного планирования ограничена, госпредприятия, как правило, сами ищут своих партнеров и договариваются с ними об условиях отношений и ценах продукции, определяют номенклатуру производства, состав работающих по найму. Сохранилась широкая сеть социальных гарантий. Таким образом, даже государственные предприятия функционируют в преимущественно рыночной среде, подобно аналогичным экономическим субъектам в капиталистических странах (государственных предприятий в капиталистических странах хватает). Точнее – в частично рыночной среде, поскольку имеются определенные, нередко существенные, ограничения функционирования рыночного механизма.
Эффективность экономики зависит не столько от того, частные или государственные предприятия функционируют в экономике, сколько от «среды обитания» этих предприятий: действуют ли предприятия по рыночным законам или по законам жесткого директивного планового хозяйства. Эффективность предприятий в рыночной экономике обеспечивается конкуренцией, свободным в своей основе ценообразованием, гибкой и своевременной реакцией предприятия на требования рынка, возможностью выбора поставщиков и покупателей, а не формой собственности предприятия. Это то, что имеется в виду под понятием «рыночная среда». Возможно создание системы, при которой государственные предприятия функционируют преимущественно по рыночным правилам. В то же время эффективность частных предприятий снижается, если, например, плохо действует такой ключевой элемент рыночной системы, как конкуренция. В частности, в настоящее время подобная ситуация имеет место в России.
Марксистское положение о доминирующей роли отношений собственности при формировании всех социально-экономических систем было принято в СССР и большей частью руководством бывших социалистических стран, а также многими учёными и политиками немарксистских направлений, как абсолютная истина. Соответственно, задача уничтожения, или в крайнем случае серьёзного ограничения частной собственности воспринималась руководством социалистических стран как безусловный приоритет. В конечном счёте это привело к большим, в чём-то даже фатальным ошибкам в политике советского руководства, сыгравших важную роль в крахе всей системы. Здесь можно упомянуть ускоренную насильственную «варварскую» коллективизацию в деревне и недопущение даже самых мелких, не очень опасных для существования системы, форм частного хозяйствования в торговле и ремесле и т. п.