- Дальше. Кто такая Маслюкова?
- Баба из "Народного Фронта". Подружка Герменчука.
- Какова ее функция?
- Посыльная и наблюдатель.
- Герменчук?
- Водитель. Он пять лет в такси оттарабанил...
- Вейра?
- Не знаю, я ее один раз всего видел. Здоровенная такая литовка. Плечи как у мужика, рожа квадратная... Илья говорил, что она стреляет классно.
- Еще снайпера есть?
- Я не слышал.
"Один стрелок? Что-то тут не то..." - засомневался Владислав.
- Твои обязанности?
- А что прикажут, то и делаю.
- Как ты попал в группу?
- Илья привел, - потупился Курбалевич.
- Это ответ для детсадовца, - Рокотов поднес шило к гульфику на штанах Валентина, - говори правду.
- Я правду говорю! - Курбалевич испуганно заворочался на бетонном полу. Меня действительно Герменчук с Йозефом познакомил.
- Как мне найти Герменчука? Судя по твоим словам, вы давно знакомы.
- Со школы. Только он сейчас на какой-то конспиративной хате. Мы всего две недели назад по квартирам разъехались. Кролль приказал залечь до операции. Только он знает, где каждый из нас живет. Он и квартиры снимал сам...
"Это похоже на правду, - Рокотов, не обращая внимания на дрожащего пленника, закурил сигарету, беззастенчиво вытащив ее из экспроприированной пачки, - только несвязуха имеется. Стоматолог базлал, что его с Кроллем познакомил зам главы президентской администрации. Этого нашли через одноклассника-таксиста... Что, Кролль группу с бору по сосенке собирает? И вращается то в кругу высших государственных чиновников, то среди пролетариев? Стоп! А почему ты думаешь, что тот, кого Антончик знал как Кролля, этот же человек и для Курбалевича? Это могут быть разные люди, использующие одно имя. Однако выяснение данных обстоятельств ничего мне не дает. Только отвлекусь на сопутствующие и малозначительные детали... Тот Кролль, который знаком Курбалевичу, занят конкретной подготовительной работой. Его и надо ловить..."
- Тебе известна фамилия Пушкевич?
- Сосед мой, - неожиданно для Рокотова ответил Валентин, пытаясь сообразить, какое отношение старенький учитель литературы имеет к предстоящему террористическому акту.
- Как сосед?
- По лестничной площадке. У меня сорок шестая квартира, а у него сорок седьмая.
- Ты живешь в одном доме с заместителем главы администрации?
- При чем тут администрация? Георгий Семеныч в школе работает...
- Я имел в виду не того Пушкевича.
- Того я не знаю...
- Точно? И не слышал никогда этой фамилии от Кролля или от Ильи? Курбалевич наморщил лоб.
- Не-е...
- Хорошо, оставим эту тему. И перейдем к архиважнейшему, как говорит один мой друг, вопросу...
- Я знаю, где живет Маслюкова! - внезапно вскинулся Валентин.
- Ну-ка, ну-ка, - оживился Влад.
- Я ее случайно на улице встретил. На Индустриальной. Дом семь. Она мне окна свои показала. Третий этаж, там у нее на балконе доски свалены, хозяин квартиры оставил...
- Индустриальная, семь?
- Точно...
- Что ж, проверим. Однако не отвлекайся. Когда намечено убийство президента?
- Вроде на следующую неделю, - неуверенно сказал Курбалевич.
Отпираться было глупо, его противник и так обладал большим объемом информации. И прекрасно знал, чем занимается товарищи.
- Способ?
- Это не ко мне. Взрыв, наверное. Или пуля...
- То есть знает один Йозеф?
- Вейра знает, Сапега. Нам с Ильёй подробностей не сообщали... Может быть, мы бы узнали в день операции.
- А при чем здесь Антончик? - Рокотов задал провокационный вопрос.
- Мы должны были действовать, если у него сорвется...
- Какие еще есть страховочные варианты?
- Не знаю. Мы готовились всерьез...
- Я в курсе... А почему ты уверен, что тебя и Илью Кролль не грохнул бы заранее, а? Зачем ему балласт в вашем лице?
- А смысл тогда нас нанимать? - логично возразил Курбалевич.
- Тоже верно. Кстати, сколько тебе обещано?
- Сто тонн перед и сто после. И место в новой администрации, - гордо заявил пленник.
"Идиот одноклеточный! Пошел, как осел за капустой... Во всех отношениях. Вот никогда бы не подумал, что, международный терроризм столь странная штука. Хотя... Исполнители разные бывают. И живут среди нас. Это только в кино террористы все как один прекрасно подготовлены и вооружены. В жизни совсем по-другому, ибо приходится иметь дело с живыми людьми, а не с играющими в террористов актерами. То же самое, как и в сериалах про ментов. На экране лицедеи-"мусорки" кажутся в чем-то даже Хомо Сапиенсами, а в действительности ничем не отличаются от низших приматов. Причем пьющих. Однако я отвлекся... Нельзя исключать и того, что помимо названной Курбалевичем группы дилетантов есть команда профессионалов, готовая вступить в игру на финальном этапе. Ребята, захватившие базу, боевой опыт имели. И, если б не мои непредсказуемые поступки, довели бы дело до конца. Так что осторожность и еще раз осторожность. Безоговорочно верить этому козлу нельзя..."
Влад потеребил мочку уха и задал следующий вопрос.
- ...И таким образом мы сразу решаем две задачи, - Джек Рубин немного свысока посмотрел на нахохлившуюся, похожую на огромную простуженную жабу Мадлен Олбрайт, - снижаем градус напряженности в отношений Косова и обвиняем Ивана в нарушении фланговых ограничений в Европе. Наша инициатива по ПРО будет в таких условиях выглядеть вполне оправданной.
- Русские могут заинтересоваться, откуда у наших ичкерийских друзей появились "стингеры".
- От талибов, - как и у его прадеда, державшего скобяную лавку на Крещатике и носившего фамилию Рубинчик, у Рубина на все был готов ответ.
Семейство местечковых евреев переехало в Америку в начале двадцатых годов после предупреждения неприятного молодого человека из Киевской ЧК о том, что престарелый Ицхак подозревается в контрреволюционной деятельности. В те годы такие слова звучали приговором не только старшему из рода Рубинчиков, но и всей его многочисленной родне.
Под видом искоренения контрреволюции всего за пару лет украинские националисты перебили больше ста пятидесяти тысяч иудеев. О чем почему-то никто не вспоминал, когда речь заходила о геноциде еврейского народа. Дрейфовавшую в сторону НАТО независимую Украину американские и европейские политики обижать не хотели. Тем более что речь шла не о Ротшильдах, а о тысячах безвестных Кацев, Липкиных, Зисов, Коганов, чьи жизни в глазах прогрессивной международной общественности мало чего стоили. Политических дивидендов воспоминания о массовых расстрелах евреев на Украине, в Литве и Латвии не приносили. У них не было влиятельных родственников в Париже или Вашингтоне, и сотни тысяч имен канули в неизвестность.