Пия и Боденштайн знали результаты заключения судебно-медицинской экспертизы, но терпеливо дослушали доклад начальницы. Может, фрау Энгель просто нечем заняться и она от скуки постоянно вмешивается в работу отдела? Ее предшественник, доктор Нирхофф, появлялся на их горизонте по великим праздникам, чаще всего тогда, когда расследовалось какое-нибудь особенно громкое преступление.
— Я никак не могу понять одну вещь… — начала Пия, когда фрау Энгель умолкла. — Каким образом Тобиасу Сарториусу удалось в течение сорока пяти минут добраться из Альтенхайна до Эшборна, проникнуть на закрытый и хорошо охраняемый военный объект и сбросить труп в топливный бак.
В комнате воцарилась тишина. Все, кроме Боденштайна, повернули к ней головы.
— Согласно материалам следствия, он убил обеих девушек в доме своих родителей, — продолжала Пия. — Его соседи видели, как он входил в дом с Лаурой Вагнер, а потом, позже, как он впускал Штефани Шнеебергер. В следующий раз его видели друзья, которые зашли за ним около полуночи.
— Что вы хотите этим сказать? — спросила фрау Энгель.
— Что Тобиас Сарториус, вполне возможно, не убивал девушек.
— Еще как убивал! — энергично возразил ей Хассе. — Ты не забыла, что суд признал его виновным?
— Да, основываясь на одних только косвенных уликах. А я, изучая материалы дела, наткнулась на несколько несоответствий. Без четверти одиннадцать сосед видел, как Штефани Шнеебергер входила в дом Сарториуса, а через полчаса его машину заметили двое свидетелей в Альтенхайне.
— Вот именно, — сказал Хассе. — Он убил обеих девушек, сел в машину и увез трупы. Все это было установлено следствием.
— Тогда следствие исходило из того, что он спрятал трупы где-то поблизости. Но сегодня мы знаем, что это не так. А как он попал на охраняемый военный объект?
— Молодежь время от времени устраивала там тайные пирушки. Они знали какую-то лазейку.
— Чушь! — Пия покачала головой. — Как мог один, к тому же хорошо выпивший человек справиться с такой задачей? И потом, что он сделал со вторым трупом? Его в баке не обнаружили! Повторяю: сорок пять минут явно недостаточно, чтобы избавиться от трупов.
— Фрау Кирххоф, — строго произнесла фрау Энгель. — Мы не ведем следствие по этому делу. Преступник был в свое время задержан, изобличен, осужден и уже отсидел свой срок. Поезжайте к родителям девушки, сообщите им, что нашлись останки их дочери, и на этом — точка!
— «И на этом точка!» — передразнила Пия свою начальницу. — Размечталась! Никаких точек я пока ставить не собираюсь. Ведь видно же невооруженным глазом, что следствие вели спустя рукава и выводы совершенно неоправданны. Возникает вопрос: почему?
Боденштайн, который предоставил вести машину своей подчиненной, не отвечал. Скрестив длинные ноги, с трудом помещавшиеся в тесном служебном «опеле», и закрыв глаза, он не произносил ни слова.
— Послушай, Оливер, что с тобой в самом деле происходит? — не выдержала в конце концов Пия. — У меня нет охоты целый день разъезжать в машине с человеком, который так же словоохотлив, как труп!
Боденштайн открыл один глаз и вздохнул.
— Я вчера случайно поймал Козиму на вранье.
Понятно. Семейные неурядицы. Как и предполагалось.
— Ну и что? Кому не приходилось хоть раз в жизни соврать?
— Мне. — Боденштайн открыл второй глаз. — Я еще ни разу не обманывал Козиму. Я даже рассказал ей об этой истории с Кальтензее.
Он прочистил горло и поведал Пии о случившемся. Она слушала его с растущим чувством неловкости. Все действительно выглядело довольно серьезно. Но даже в такой ситуации его аристократическое чувство собственного достоинства причиняло ему муки совести — ведь он тайком искал доказательства неверности своей жены в ее мобильном телефоне.
— Вполне возможно, что всему этому есть какое-то простое объяснение, которое снимет все вопросы, — сказала Пия, когда он закончил, хотя и сама в это не верила.
Козима фон Боденштайн была красивой, темпераментной и к тому же — благодаря ее профессии кинопродюсера — совершенно независимой в материальном отношении женщиной. В последнее время между Оливером и Козимой часто случались какие-то трения; это Пия успела заметить, но шеф, похоже, не придавал им особого значения. А теперь он словно с луны свалился. Что очень на него похоже — живет в башне из слоновой кости и ничего вокруг не видит. Это было тем более удивительно, что он с таким живым и искренним интересом вникал в перипетии отношений других людей, с которыми каждый день имел дело по долгу службы. В отличие от Пии, расследуя дело, он редко оказывался в плену собственных эмоций, ему всегда удавалось сохранять некую внутреннюю дистанцию, в которой Пия видела излишнюю самоуверенность. Он что же, думал, что с ним такое никогда не может случиться? Что он выше каких-то пошлых семейных проблем? Неужели он действительно думал, что Козима покорно примет роль, которую он хотел ей навязать, — сидеть дома с ребенком и ждать его? Она привыкла совсем к другой жизни.