— О чем ты, дорогая?
— О… ты знаешь… о школе.
— Ах да, — сказал я. — Правильно…
— Мне не нужно будет уезжать, папа?
Доктор Пирсон утверждал, что я оказал Саре плохую услугу, поддерживая ее иллюзии. Следует ли мне теперь поддерживать надежду Джоанны, что ее не пошлют осенью в новую школу? Должен ли я стать Белым Рыцарем, которым она жаждала меня видеть?
— Папа, — спросила она, — ты уладил это?
Ей было четырнадцать лет.
Я перевел дыхание.
— Дорогая, — сказал я, — я, конечно, поговорю с твоей матерью, но…
— Я думала, ты уже разговаривал с ней.
— Разговаривал. Мы оба — Фрэнк и я — руководствовались соглашением о раздельном проживании супругов.
— Тогда для чего ты опять собираешься говорить с ней?..
— Я поговорю с ней еще раз. Но, милая, если она будет настаивать…
— Не надо так, папа!
— Джоанна, я не могу запретить ей отослать тебя. Нет таких средств.
— Ох, папа! — Джоанна всхлипнула, бросила трубку.
Я смотрел на телефон. Мне было тяжело. Может, позвонить ей? Все же я повесил трубку и вернулся в гостиную. Включил свет повсюду. За окнами легкий бриз раскачивал пальмы. Никогда еще я не чувствовал себя таким одиноким.
Я снова вспомнил Сару, наш разговор:
«— Сколько лет Джоанне?
— Четырнадцать.
— О Боже. Почти женщина. Какого цвета у нее волосы?
— Простите, Бога ради, но что у вас за пристрастие к волосам?
— Ну… Ваша жена Сьюзен была шатенкой?
— И осталась ею.
— А ваша подружка Эгги была брюнеткой.
— Да.
— Так какого цвета волосы у вашей дочери?
— Она блондинка.
— Ага. Как я.
— Да.
— Она хорошенькая?
— Я считаю, что она красива.
— А я красивая, как вы думаете?
— Вы очень красивая.
— Красивее Джоанны?
— Вы обе хороши.
— Кто еще должен меня волновать?
— Вы не должны волноваться. Ни по какому поводу.
— Даже из-за Джоанны?
— Конечно, нет. Я хочу, чтобы вы встретились с ней как-нибудь. Когда с этим будет покончено…
— О, как бы я хотела встретиться с ней!»
Я вспомнил ее поцелуй.
Неистовость… агрессивность… гнев… неутоленная страсть.
«Было бы гораздо лучше, если бы вы были преданы мне, Мэтью».
Я отнес в кухню стакан с мартини и взял трубку.
Джоанна всхлипывала, шмыгая носом.
— Как ты мог это сделать?
— Дорогая, если бы у меня была возможность…
— Зачем ты подписал… Это дало маме право…
— Ты говоришь в точности как Фрэнк.
— Это не смешно, папа! — упрекнула меня Джоанна.
— Я знаю. Но, голубка…
— Да, конечно, голубка, — сказала Джоанна, всхлипывая.
— Я обязательно поговорю с мамой. Я уверен, она не захочет, чтобы ты уезжала так далеко.
— Вы оба хотите избавиться от меня.
— Дорогая, мы оба очень любим тебя.
— Ну конечно!
— Мы обсудим это, — сказал я. — Попытаемся придумать что-нибудь.
— Ага.
— Мы это сделаем, доченька.
— Ты обещаешь, что все уладишь?
— Этого я не могу обещать, Джоанна. Но я сделаю все, что в моих силах.
— О’кей. — Она вздохнула.
Но плакать перестала.
— Теперь все в порядке? — спросил я.
— Наверное. — Она помолчала. Затем взорвалась: — Я ненавижу эту сверкающую лысину! Как ты думаешь, почему мама хочет отправить меня в Массачусетс? Чтобы остаться с ним наедине?
— Милая, — сказал я. — Ты бы хотела остаться наедине с Оскаром Плешивым?
Джоанна расхохоталась.
— Я поговорю с мамой, о’кей?
— О’кей, — откликнулась она. — Спасибо, папа, я тебя очень люблю.
— Я тоже тебя люблю.
— Доброй ночи! — Джоанна повесила трубку.
Я вернулся в гостиную, уселся в кресло и осушил стакан мартини. Не приготовить ли еще один? Нет, пожалуй. От всего сердца я желал бы, чтобы Джоанна была сейчас здесь, со мной. Но я в самом деле подписал это проклятое соглашение.
«— Джоанна живет с матерью. Так же, как и я жила когда-то вместе с моей. Верно, Мэтью?
— Да.
— Кстати, где они живут?
— На Стоун-Крэб-Кей.
— Мы будем проезжать мимо их дома?
— Нет-нет.
— Жаль. Я хотела повидать ее. Я чувствую, что уже знаю ее. Вы обещали познакомить нас, Мэтью. Вы не забыли о своем обещании?»
Я не забыл о нем.
Но сомневаюсь, что Сара когда-нибудь встретится с моей дочерью.
Телефон снова зазвонил.
Я вошел в кухню и снял трубку.
— Папа?
Голос Джоанны. Взволнованный, истеричный…
— Папа, кто-то ходит во дворе!
— Что?
— Ты можешь приехать прямо…
Внезапно раздался звон стекла.
— Папа! — отчаянно закричала Джоанна.
Молчание.
Что-то щелкнуло. Трубка легла на рычаг.
«У Джоанны светлые волосы, как у меня… Бимбо тоже была блондинкой, вы знаете… Так мне сказали. Предполагается, она была блондинкой. Это правда, Крис? Любовница моего отца. Разве она не была блондинкой в моих мнимых галлюцинациях?»
Бимбо, любовница отца, была блондинкой, и моя дочь была блондинкой, а я был Белый Рыцарь, преданный Саре.
Она знала, как зовут мою жену.
«Вы называете ее Сьюзен, Сью или Сьюзи?»
И она знала, что моя дочь живет вместе со Сьюзен на Стоун-Крэб-Кей… «Кстати, где вы живете, Мэтью?» Сьюзен была внесена в телефонный справочник.
Через десять минут я был на Стоун-Крэб-Кей.
В доме — темнота.
За домом садилось солнце, окрашивая небо и залив в глубокие цвета крови, красные тона. Я слышал, как бился прибой о берег. Выскочив из машины, я понесся по подъездной дорожке, одолев ее в два прыжка. Машина Сьюзен «мерседес-бенц», которая была когда-то нашей машиной, исчезла. Сьюзен обедала где-то с Оскаром Антермейером, но ни за что на свете не стала бы подвозить его. Машина сгинула. Стекло в кухонной двери было разбито, дверь — распахнута настежь.
После развода я не был здесь желанным гостем. Обычно, заезжая за Джоанной, я останавливался неподалеку и сигналил. Но я знал дом как свои пять пальцев. Ворвавшись на кухню, я сразу нашел выключатель, включил свет.
— Джоанна! — завопил я.
Молчание.
Я обежал весь дом, везде включая свет и выкрикивая имя моей дочери.
Дом был пуст.
Я вернулся в кухню.
Запасные ключи от дома висели на одном из двенадцати крючков нарядной медной вешалки для ключей, которую мы со Сьюзен купили во Флоренции в наши счастливые дни.
Я сам прикрепил эту вешалку к стенке одного из кухонных шкафчиков.
Вешалка была на месте.
Запасные ключи от «мерседеса» должны были крепиться на цепочке, которую я купил на мойке у Ладлоу. Ключи на брелке, изображающем «мерседес».
Ключи исчезли.
Я бросился к телефону — он висел на стене, — и увидел на ковре в гостиной одну туфельку на шпильке.
Туфелька Сары.
На каблуке была кровь.
Кровь была и на ковре в гостиной.
Я сорвал трубку с рычага.
На тумбочке, под телефоном, стояла подставка для ножей. Самый большой нож отсутствовал.
Нож, которым обычно пользуется шеф-повар.
Я быстро осмотрел сушку возле раковины.
Ножа не было.
Руки мои дрожали, когда я набирал номер следователя Блума.
— Оставайся там, — распорядился он.
Но я не остался.
Когда я рванул к своей машине, я заметил вторую туфельку Сары, — она лежала на гравии.
Белоснежка ушла босой.
Она забрала машину моей бывшей жены… мою дочь… и нож для шеф-повара.
Я полагал, что знаю, куда она направилась.
«— А вот и Птичий заповедник. Вы когда-нибудь были здесь, Мэтью?
— Один раз. С Джоанной. Когда она была совсем ребенком.
— Там хорошо».
В тот единственный раз, когда мы были в Птичьем заповеднике, моя бывшая жена Сьюзен не пошла с нами. Она сказала, что птицы, как летучие мыши, могут запутаться в волосах.
Мы пришли в Птичий заповедник среди дня. Я держал влажную маленькую ручку Джоанны в своей.
Ястребы описывали в небе круги.
Но сейчас была ночь.
Фары моей машины выхватили из тьмы буквы, выжженные на балке над входом: