— Здесь хорошо, — произнесла Сара. — Вам нравится дикая природа, Крис?
— Да, — ответила Кристина.
— Крис ведет очень бурную жизнь, — съязвила Сара. — Не так ли, Крис? — осведомилась она.
Кристина не проронила ни слова.
— Позаботьтесь обо всех этих чокнутых в «Убежище».
Кристина снова ничего не ответила.
— Господи! Как я рада, что выбралась оттуда, — сказала Сара. — Долго еще ехать, Мэтью?
— Минут двадцать.
— Если поедете мимо автозаправочной станции, я бы хотела зайти в женскую комнату. А то хоть здесь опорожняйся, простите мне подобное выражение. Это возможно, Крис?
— Вам следовало заранее сходить в туалет, — заметила Кристина.
— Я и сходила. — Сара взглянула на меня в зеркальце. — Нравится вам, как эти полоумные задирают своих надзирателей? О, как я буду счастлива, когда со всем этим будет покончено. Вы не представляете, как унизительно просить разрешения пописать.
— Вам не нужно было просить разрешения, чтобы помочиться, — возразила Кристина.
— Помочиться — да. Простите меня. Скажите, могу я помочиться,если мы поедем мимо автозаправочной станции?
— Да, конечно, — сказала Кристина.
Сара наклонилась вперед.
— Сейчас мы едем по шоссе Тейлора. Если я правильно ориентируюсь, на углу есть передвижная станция.
Я взглянул на часы на приборной доске.
Было без двадцати шесть.
— Мне не хотелось бы опаздывать, — сказал я.
— Это не займет и минуты, — улыбнулась Сара. — Вот она. Видите?
Подъехав к автозаправочной станции, я нашел место для стоянки возле воздушного насоса.
— Пойду возьму ключ. — Кристина вылезла из машины, прикрыв за собой дверцу.
— Естественно, она меня будет сопровождать. — Сара сделала гримасу.
Кристина была уже в конторе, разговаривала с одним из находившихся там мужчин. Он вручил ей ключ на деревянной колодке. Кристина вернулась к машине, открыла дверцу и предупредила:
— Нам лучше поспешить, Сара.
— Вы собираетесь засечь время, Крис? — спросила Сара, выбираясь из машины. — Вы захватили секундомер?
— Нельзя заставлять врачей ждать.
— Даже врачи должны писать, — сказала Сара. — Ах, извините меня, мочиться.
Они направились к той части здания, где были комнаты для отдыха, повернули за угол и исчезли из поля зрения. Я посмотрел на приборную доску: 5.44. Выключил мотор и вдруг, сообразив, что выключил зажигание, нажал кнопку, опустил стекло со стороны водителя и затем еще раз повернул ключ в замке зажигания.
Часы на приборной доске показывали 5.45.
Я осмотрелся.
Автозаправочная станция находилась на перекрестке шоссе Тейлора и Ксавиер-роуд. От сорок второй автострады нас отделяло миль семь, но могло быть и пятьдесят. Страна сельскохозяйственных угодий осталась далеко позади, к западу от нас, вокруг простиралась дикая природа. По обе стороны от автозаправочной станции вдоль дороги росли пальметто, могучие дубы и сосны. Река Сограсс в Птичьем заповеднике, где обнаружили Джейн Доу — Трейси Килбурн, протекала в двух или трех милях позади, но ландшафт тот же: равнинная местность, покрытая обильной растительностью, — Флорида в своем первозданном виде. Флорида до той поры, пока в нее не вторглись армии строителей со своими бульдозерами.
Я взглянул на приборную доску.
5.47.
И сверил время по своим часам.
«Не займет и минуты», — так она сказала.
Минутная стрелка на часах сместилась к цифре восемь.
Грузовик с клетками цыплят притормозил у автозаправочной станции, остановившись у одной из колонок. Дородный мужчина в испачканной тенниске и голубых джинсах вышел из конторы, сплюнул табачную жвачку на бетон.
— Заправить? — спросил он.
На часах было 5.49.
Цыплята в своих клетках пищали, издавали пронзительные звуки. Ритмично монотонные звуки насоса отмеряли галлоны и секунды.
5.50.
Фермер, владелец цыплят, вернулся в кабину, включил зажигание и уехал. Снова стало тихо.
Я уставился на приборную доску.
5.51.
Я вылез из машины.
Обошел здание, споткнувшись о старые покрышки, сваленные в кучу между женским и мужским туалетом, постучал в дверь женского.
— Сара? — окликнул я.
Никто не отозвался.
— Сара?
Я взялся за ручку. Она повернулась. Я толкнул дверь.
Кристина Сейферт лежала на полу у раковины.
На полу была кровь.
Кровь текла из раны на виске Кристины. Рана — размером с десятицентовую монетку.
Дверь в кабинку была приотворена. Я распахнул ее. Никого.
Сара исчезла.
И с ней — все иллюзии.
Следователь Морис Блум добрался до автозаправочной станции через десять минут после того, как я позвонил ему. «Скорая помощь» уже прибыла, и врач суетился вокруг Кристины, пытаясь унять кровь, струившуюся из ее виска.
Блум посмотрел на рану.
— Молоток или каблук-шпилька, — рассудил он.
— Не возражаете, если я попрошу вас освободить помещение, — потребовал врач.
Блум показал ему значок.
— Полиция, — сказал он.
— Засунь это себе в задницу! — рявкнул врач. — Женщина тяжело ранена!
— То же самое произошло в Хексивилле, Лонг-Айленд, — сказал Блум. — Женщина в баре сняла туфлю на шпильке и разбила мужу голову, едва не убила. — Он повернулся к врачу. — Как она?
— Дышит, — сердито ответил врач. Он наскоро наложил швы и теперь занимался повязкой. — Принесите сюда носилки, — распорядился он. — А вы отойдите, пожалуйста, — повернулся он к Блуму.
Кристину унесли на носилках, погрузили в машину. Люди в конторе наблюдали за событиями. Машина «Скорой помощи» умчалась, оглашая окрестности воем сирены. Через несколько минут снова стало тихо.
Блум взглянул на меня.
— Что тут произошло?
Я рассказал ему обо всем, высказал все свои предположения. Я все время щурился, моргал. Он положил мне руку на плечо.
— Успокойся.
Я кивнул. Сделал глубокий вдох. Объяснил ему, что работал с этим делом, — он ведь помнил о нем, не так ли? Я приходил к ним, расспрашивал о той ночи, двадцать седьмого сентября, просил разрешения поговорить с полицейским, который был в доме Уиттейкера…
— Да, Уиттейкер… — задумчиво сказал Блум.
Я признался, что пытался добиться освобождения Сары Уиттейкер из «Убежища». Я говорил…
— Сара Уиттейкер, а? — неожиданно перебил он меня.
— Да.
— Какая-нибудь родственница Горация Уиттейкера?
— Его дочь.
— Да-а… — Блум тяжело вздохнул.
Дело было запутанное и противоречивое.
В офисе у Блума, сорок минут спустя, мы попытались разобраться в нем.
Если Гораций Уиттейкер и был тот самый человек, который поселил Трейси Килбурн в роскошных апартаментах на набережной Шорохов, — тогда Сара не была безумной; ее отец действительно связался с другой женщиной.
Блум рассудил: нет конкретных доказательств того, что квартира, принадлежавшая «Арч риелти», использовалась Горацием Уиттейкером как любовное гнездышко.
Но Гораций Уиттейкер был в то время президентом этой корпорации.
И Гораций Уиттейкер был единственным из членов правления, кто постоянно жил в Калузе, штат Флорида.
Возможность любовной интриги, таким образом, не исключалась.
Она подкреплялась фактами.
Я вспомнил, как Сара описывала своего отца: «Преданный, щедрый, порядочный, трудолюбивый. Да, преданный. Маме и мне. Никаких интрижек с молодыми женщинами, Мэтью».
Я вспомнил также, что мне говорила миссис Уиттейкер: «Гораций был преданным, добрым и любящим мужем. Я полностью доверяла ему».
Но Блум, в свою очередь, сослался на Сильвию Каценски, известную под именем Тиффани Картер, которая рассказала про Трейси: «Молодые парни, естественно, поклонялись ей — она была „девушкой моей мечты“. Еще бы! Такая красотка! Прямо персик. Дивные светлые волосы, сияющие голубые глаза, сладостная, как девственница, божественно сложена. Господи! Стоило Трейси шевельнуть пальцем, и для нее мужчины готовы на все!»
И та же Сильвия засвидетельствовала, что «гораздо более сложные игры Трейси затевала с солидными мужчинами. Она тратила на них ночи, добывая звонкую монету. Танцевала для них. Только и ждала их прихода, бросалась к двери, встречала их у входа…»