– Я не вижу смысла продолжать спор. Вы же умная девушка, Лизавета, и сами все понимаете. Мы не можем размещать в журнале все подряд, даже если материал очень хорошо написан.
– Все подряд? – вспылила Лиза, не замечая, что повышает голос на начальство. – Да это лучшая моя работа! И вы прекрасно это знаете.
– Еще раз повторяю: статья хорошая. Только нам она, увы, не подходит. Может быть вам попробовать пристроить ее еще куда-нибудь? А в номер мы возьмем что-нибудь из запасов… Например, ту вашу, про десять причин, по которым вам надо быть вместе, или как там она называлась. Она давно своего часа дожидается.
– И пристрою! – Лиза не стала напоминать, что и «десять причин» в свое время были главредом раскритикованы.
Тогда было даже не обидно – она прекрасно понимала, что тот текст вышел слабым, банальным и, если уж совсем честно, довольно глупым. Но сейчас девушка едва не плакала от столь ужасной несправедливости. В этот раз она душу вложила в работу, перелопатила горы материала, потратила уйму времени, придумывая оригинальные и интересные вопросы для интервью. Она была уверена, что ее колонка станет лучшей в номере, а в результате…
Лиза выскочила из кабинета, даже не дослушав, что главред говорил на прощание, и бросилась к выходу, провожаемая изумленным взглядом секретарши. С трудом сдержавшись и не хлопнув дверью, в коридоре она сбавила шаг. Щеки пылали. Нужно срочно успокоиться и привести себя в порядок – не хватало еще, чтобы весь коллектив обсуждал, как ее вызвали на ковер и едва не довели до слез.
Тех пяти минут, за которые она вернулась на свое рабочее место, не хватило. Когда она уселась за стол и бросила блокнот на стопку бумаг (давно бы следовало разобрать эту кучу, да все не до того), руки дрожали, в висках стучало, и придать лицу безмятежное выражение никак не удавалось.
– Ли-и-из, – голос Альки, ее коллеги и подружки, донесся как сквозь вату.
Лиза вяло отмахнулась. Нужно успокоиться, иначе с ней прямо здесь случился какой-нибудь приступ. Из-за какого-то пустяка – будто впервые ее статью заворачивают! Но разумными доводами обиду было не унять.
– Так, все, – скомандовала Алька. Колесики отодвигаемого стула прогрохотали по старенькому ламинату. – Время кофе-брейка. Гоу в буфет.
Сопротивление было бесполезно – маленький рост и хрупкое телосложение Александра компенсировала упрямством, целеустремленностью и твердостью характера. В отличие от вечно сомневавшейся в своих силах подруги, она привыкла действовать напролом, а действовать она начинала сразу же, стоило только новой идее прийти в голову.
«Уж она-то наверняка не стала бы краснеть и мямлить на ковре у редактора и не вышла бы из его кабинета, пока не добилась своего. Скорее, он бы сам сбежал, роняя тапки», – угрюмо размышляла Лиза, запоздало злясь на себя.
К тому времени, как они добрались до буфета, взяли кофе с пирожными и расположились за любимым столиком у окна, Лиза немного остыла и пожалела, что согласилась на разговор. Рассказывать о том, как ее материал не приняли, больше не хотелось, и она лихорадочно придумывала подходящую случаю ложь.
– Не принял? – коротко спросила Алька.
Лиза вздохнула и потупилась. От этой нахалки ничего не скроешь. Усмехнувшись невесело, она подхватила кусок пирожного, едва уместившийся на чайной ложке, и отправила в рот, взяв тем самым законную паузу в неприятном разговоре.
– Не принял, – повторила Алька утвердительно. – Ну и чего ты так возбудилась? Не в первый и не в последний раз. Со всеми бывает. Или он на тебя еще и вызверился? Про что хоть статья-то была?
– Про женщин-шахтеров, поднимавших Донбасс во время войны, – дожевав, наконец, липкое приторное месиво, пробубнила Лиза. Она нарочно держала тему в секрете, но толку-то теперь скрывать. – И не была, она дописана и никуда не делась.
– Но в нашем глянцевом издании не выйдет, – безжалостно отметила Алька, как вдруг до нее дошло все остальное. – Погоди-ка, про кого?
– Про женщин, после освобождения Донбасса ушедших работать в шахты. Представляешь, какой это был адский труд? Настоящее геройство! А кто из нас хоть что-то о них слышал? Вот ты – знаешь имя хоть одной? – Алька покачала головой. В глазах ее читалась подозрительность. – Например, Евдокия Королева, легендарная шахтерская мама, ей даже памятник поставили. Еще в Первую мировую в забое работала, и в Великую Отечественную в шахту спустилась, а ведь ей тогда было за шестьдесят. Или Мария Гришутина – девушка, которая почти повторила стахановский рекорд. Но кто такой Стаханов все знают, а кто такая Гришутина – практически никто…