Фотография улетает со звуком разрезающей воздух лопасти вертолёта.
Мало-помалу мы собираем в стеклянном гробу все её кусочки, один за одним. Её электронные письма, посты в «фейсбуке», данные медицинской карты. Снимки, где она выпячивает сложенные бантиком губы, косплеит того или другого персонажа. Видео с конвента — то, где она улыбается.
Несколько часов мы кодим в темноте. Наши лица в свете мониторов, изрытые кратерами чужие планеты, сальны от недосыпа. В квартире жарко от дыхания наших машин.
Она пришла к нам в последний день конвента. В тот вечер мы вернулись домой героями. Мы пофлиртовали с косплеершами, поспорили о тонкостях «Звёздного пути» и «Властелина конец» с нашими соперниками, поохотились за автографами звёзд «Вавилона-5». В кои-то веки среди своих. Все мы ощутили потом некую перемену.
Первым её увидел, а затем описал остальным Симо. Описывать он умел. Он был нашим бессменным мастером игры, когда мы садились за «Драконов и подземелья». Одними лишь словами он рисовал пещеры, орков, волшебные мерцающие мечи, и те оживали.
Мы выслушали его и увидели.
Она спала в постели Симо, свернувшись клубком под одеялом, в его футболке с эмблемой «Корпуса красных фонарей». Мы уже видели её издали, сине-жёлто-красную, среди других Белоснежек. У неё не было декольте Белоснежки-супергероини и необузданной энергии Белоснежки-зомби, но она была красивей их всех.
Мы смотрели на неё, не зная, что делать. А потом она открыла глаза.
— Ничего, если я немного поживу у вас? — спросила она.
Вот так Люми осталась.
Она неизменно появлялась по вечерам. Она не говорила, что делает днём, а мы не спрашивали. Но у неё всегда находились добрые, чуть насмешливые слова для нас всех. И, как архетип сумасшедшей девчонки-мечты, она подбивала нас на безумства. То залезаем на крышу и смотрим на звёзды, то делаем комплименты незнакомцам на улице, а то раскрашиваем волосы и бороды в разные цвета.
Мы все её хотели, но по общему молчаливому уговору никто её не трогал и на неё не претендовал, — не то иллюзия, что она принадлежит нам, рассыпалась бы.
И надо же было Юри всё испортить.
А я что, я ничего, сказал он нам после.
Как-то вечером она сидела за столом на кухне. Она вымыла посуду, зажгла ароматические свечи. Старый кровоподтёк полинял, но ещё не сошёл. Она смотрела в экран своего «айфона». Крутнула его, и серебристо блеснул логотип.
— Всё хорошо? — спросил Юри.
— Мама. Ерунда, — сказала она.
Юри видел: что-то её грызёт, она больше не наша. В отчаянии он положил на её руку свою, волосатую, с толстыми пальцами.
— Расскажи. Я умею слушать. Я не как другие. Они хотят втиснуть тебя в свои представления. А я приму тебя такой, какая ты есть.
Отдёрнув руку, она погасила экран телефона.
— Но меня на самом деле нет. Я в зеркале.
Она поцеловала Юри в щёку.
— Попрощайся за меня с остальными.
Дыхание её отдавало сладостью. Юри зажмурился. А когда взглянул опять, она лежала на полу, распахнув зелёные глаза. Только тогда он увидел в её руке склянку с таблетками.
Так Люми нас покинула.
Наступает утро, — и вот она, целая, под стеклом наших экранов. Мы не отводим глаз, желая, тоскуя, боясь коснуться. Юри кусает губы, силясь не разреветься. Исмо ругается. Микко дёргает себя за бороду.
Красивая и яркая, Люми на миг снова наша.
Потом Исмо открывает сайт миру, и мы её отпускаем.
Врач нашёл её в сети. Это была одна из тех ссылок, на которые жмёшь, когда скучно. Что-то вроде цифровой усыпальницы девушки в коме. Выложены её фотографии и дёрганое видео, снятое телефоном: в жёлтой юбке она сидит на лестнице.
Вдруг подняв голову, она улыбается. На её щеке синяк, но улыбаются красные губы радостно, доверчиво и невинно.
Он просмотрел клип трижды и влюбился.
Он попросил перевести его в её больницу. В ход пошли деньги и связи.
Он нашёл её в пустой палате с жёлтыми стенами. Пахло от неё густой мазью для тела и ещё чем-то сладким.
Он захотел увидеть, что видит она. Дать бой тёмному кровавому дракону в её мозгу.
Он достаёт бутыль с загадочной надписью и наполняет шприц. Уверенно находит на её руке голубую вену. Плавно вводит прозрачную жидкость, что по карману лишь принцам. Вот игла вышла, на коже — капелька крови, идеальный рубиновый шарик. Поцелуй — и его нет.
Он отключает её от аппаратуры, осторожно снимает капельницы, выплетает из волос цвета воронова крыла электроды. Зелёная кривая на экране становится прямой.