За день ушли далеко. Не достать, никому не сыскать. Только небо видит темные, глубокие, лесами поросшие пади, а над ними — горы, мрачные гранитные утесы и снега. Шпили утесов в клочья разрывают бесприютные, кочующие над землею облака. Высоко-высоко, выше хмурых туч вздымают они царственно гордые головы. А горсточка дерзких упрямо и настойчиво идет по их груди. Дорог здесь нет. Одна дорога — смелая мечта. Она ведет через бездонные провалы и гранитные поля, через старый-старый темный лес, которому конца нет, по долинам.
На закате расседлались.
— Эко место добро! — выйдя на опушку, радовался разомлевший от езды Назар.
Луг, заросший большетравьем, уходил зелеными полянами куда-то вслед за речкой, разлучая горы.
Панфил, тихий и кроткий, подойдя, встал рядом.
— Ты мотри, каку травищу гонит!
Ничего не ответил Панфил, и оба молча радовались неразменному богатству, глубоко вздыхая и почесываясь в предвкушении спокойной ночи.
Бергал с Хрисанфом крепко спутывали лошадей. Их голоса — один зычный, веселый, а другой раздраженно-отрывистый — неслись через густые заросли с большой полянки за рекой.
Бабы суетились под деревьями с поклажей. Асон тут же починял испорченное днем седло; все ворчал и сопел, да приморился, бросил. Сидит теперь и смотрит. Акулина хлопотливо перетаскивает пухлые сумы, надсаживается, закусывая губы и краснея.
— Надсадишься, деваха, — сочувственно качает головой Асон, — ты того бы… по траве волокла… Ну, да и брось! Соберут мужики. Брось, ли чо ли, говорю!
— Пропаду без мужиков-то, — огрызается она. Сама ищет глазами Ивана. Где он? Вспомнила — ушел по речке удить хайрюзов. Оглянулась на Асона — тот разувает ногу, ничего не видит, скользнула проворно в кусты и, пробираясь по колючей заросли, бросилась по следу.
Далеко забрел Иван. Примятая трава ведет по берегу. Акулина изморилась, выдергала ноги на разбросанных в траве камнях. Скорее бы Ванюшка! Рассказать ему все…
Из-за густой черемухи со свистом поднялось непомерной длины удилище. Тускло блеснуло оно в воздухе, передернулось, вздрогнуло змейкой и упало почти к самым ногам, придавляя траву. И сейчас же с шумом вылез из куста Иван.
— На тебе! — вскрикнул радостно он. — Видно, притянуло.
— Зря, поди, измаялся?
— А это што! Гляди! — он подкинул связку рыбок, нанизанных на тонкий прут.
Но Акулина смотрела растерянно, куда-то мимо, на реку.
— Хватит, што ли? — спрашивал Иван, играя связкой.
Акулина не ответила.
— Пойдем еще маленько.
— Ты ничо не знаешь?.. — убито улыбнулась она.
Иван насторожился.
— Кого опять?
У Акулины по лицу и по губам перебежала неуклюжая улыбка. Девка собралась что-то сказать, да не сумела, не хватило силы — как ребенок всхлипнула и, закрываясь руками, зарыдала. Все, что накопилось с прошлой ночи, полилось неудержимыми слезами.
— Ой, тошнешенька мне-а! Ой, тошнешенька-а! — голосом ревела Акулина, припадая вперед.
Иван растерялся.
— На вот! На вот! Ты сдурела?
Акулина топнула ногой и, отбросив руки, показала красное, все неприятно мокрое от слез, лицо.
— Гараську я зарезала! — громко выкрикнула и кулем опустилась в траву.
Иван, раздавленный двумя словами, стоял над ней со спокойным лицом. Он видел пестрый сарафан, под которым вздрагивали плечи, слышал грубо-низкий голос, повторявший какое-то страшное слово, но все это было так далеко и непонятно, так незначительно и чуждо. Наконец, очнулся. Непонятное сменилось жутким страхом. А может быть, то была радость? Сам потерял себя. Иван наклонился, упал на колени и, положивши руку на плечо Акулине, а другой опираясь на камень, попытался приласкать:
— Не вой ты, моя…
Жалость и нежность вынесли из глубин яркое, горячее слово, но сказать его не мог.
— Брось, ли чо ли… Акуляша! А?
В голове проносится: «Когда это и где? Гараську!».
Акулина надрывается, все ниже опуская голову, как будто хочет спрятать ее под тяжелую черную землю.
— Ах, ты! Вот скажи! Ну, уймись, ли как ли… Растолкуй, хошь.
Он решительно сел рядом и, обхвативши ее сильными руками, опрокинул к себе на колени. Акулина покорно уткнулась в живот.
— С пасеки… с-са-а-мой…
— Ну?
— Ну, прилип тот…
Она утерлась рукавом и передвинулась, по-детски сухо всхлипывая.