Беловодье.
Где-то наверху с завываниями дуло в чёрную трубу дымохода. Ветхий домик был наполнен скрипами и прочими ночными звуками. Звуки эти существовали и днём, но внимание привлекали к себе в тёмное время суток. Наполняя пустоту вокруг таинственной жизнью, которая представлялась за гранью всего привычного, - эти звуки завораживали и пугали. Семён повернулся на левый бок, правый сильно затёк. Потрёпанное одеяло выбилось из-под него и добрую часть сна он пролежал на голом полу, отделяемый от него лишь серым пальто и прочими предметами его изношенной одежды. Как всегда, в этой комнате стоял какой-то запах. Едва уловимый, как крик из глубины памяти. Казалось, пахло бумагой и чем-то ещё... Более сладковатым. Мышка сидела в углу, прижав колени к груди, и, по всей видимости, крепко спала в этой причудливой позе. Привыкшие к темноте глаза даже уловили едва заметное покачивание маленькой фигурки, в такт дыханию. Сквозняков не было. С появлением в доме нового жильца были приложены все усилия для того, чтобы избавиться от всех источников этого коварного ветра. Мышка, видно, тоже спала неспокойно, ибо её покрывало отсутствовало. Семён встал и накинул поверх девочки одеяло. Самому вряд ли уже уснуть, а в потемках искать её плед - скорее всего, расшуметься. Мышку, девочку лет пяти, он повстречал около полугода назад. Она скиталась по местной свалке и уже начала привлекать внимание её обитателей, вечно озлобленных и голодных, испуганных вновь нагрянувшей войной и оттого ещё более неспокойных. Семёна тогда страшно воротило. Целую неделю он провёл в компании своих не самых лучших знакомых. Они в местной больнице украли десять литров чистого спирта и для коллектива из пяти человек, считая самого Семёна, это стало серьёзным испытанием. Мучаясь похмельем и накатившей бессонницей, он слонялся добрые сутки, сам не понимая, чего хочет. Страшно мутило, чистое летнее небо казалось бездонной пропастью и постоянно грозило упасть на голову Семёна и раздавить как букашку. Снование назойливых мух раздражало пошатнувшийся рассудок чёрными пятнами, а постоянная мысль, что воров могут искать, сводила с ума ещё больше. Похмельная паранойя достигала своего пика. Семён фыркал, махал руками перед лицом и пытался собрать осколки недавних воспоминаний. Задумавшись, он не заметил, как набрал своим немалым ростом крейсерскую скорость и с грохотом какой-то посуды упал в кучу мусора. Тогда-то он и обнаружил что-то ищущую там девочку. Мышкой девочка представилась сама, напуганный её присутствием в столь угрожающем месте Семён не стал допытываться настоящего имени. А дальше и не имело смысла. Поначалу девочка его, конечно, испугалась и кинулась прочь. Ещё бы. Внешний вид Семёна, вкупе с появлением, представлял собой не самого счастливого персонажа из грустной сказки. Но как-то ему удалось убедить малютку, что ей всё-таки лучше с ним, чем здесь. По крайней мере, пока не найдутся родители бедняжки. Тут Мышка, со всей горечью детской беды, расплакалась, и выяснилось следующее. Родителей схватил конвой, который охранял продовольственный путь, лежавший через их малый городок к линии фронта. Схватил естественно при попытке украсть что-нибудь не глядя из кузова одного из нескольких десятков грузовиков. Схватить какой-нибудь ящик, в котором окажется столь необходимый провиант, а возможно и куча ненужных вещей, вроде сотни раз перестиранных одеял или вовсе портянок. Вот такое казино, которое стоило родителям Мышки свободы. Семён вновь не стал расспрашивать, но был уверен, что несчастных людей на такой крайний поступок толкнула отнюдь не любовь к риску. А попасться за кражу военным в такое лихое время - дело безнадёжное. Никакого определённого правительства в голове у государства не стояло, суд был сплошь военным, и скорее всего тех расстреляют. Не помогут людям ни крики о наличии дочери, ни призывы к милости. Хотя надежда была, если они застряли в областном расположении. Тогда стоило, и Семён в дальнейшем прилагал усилия для выяснения местонахождения родителей Мышки. Дела совсем ухудшались тем фактом, что помимо своего имени девочка не называла и фамилии. То ли напрочь отгородилась от реальности, то ли не могла вспомнить из-за шока и в силу возраста. Не оставлял попыток отыскать хоть какие-то следы он и сейчас. Вот теперь и жили они вдвоём в старом полуразрушенном доме, который не один раз страдал от взрывов при первой атаке колонистов. С тех самых пор, как они повстречались, Семён не пил более ни грамма. Не от того, что этого добра было тяжело раздобыть - отнюдь. На удивление в округе было предостаточно точек, где можно было найти алкоголь. Семён дал себе зарок. В его жизни появилась цель, и он готов был полностью ей отдаться, лишь бы... В ночи раздалась очередь. Семён цыкнул и потихоньку вышел во двор. Кого-то опять поймали во время комендантского часа. Хорошо, если очередь прошла над головами пойманных, а не по ним. Сильный порыв ветра подхватил старую ушанку и, чуть было, не унёс её прочь, но ловкость ещё присутствовала в старом теле. На деле Семён не был слишком стар, просто в свои шесть десятков жизнь дала ему немало тумаков. Мягким движением он полез во внутренний карман своего пальто и аккуратно выудил один из окурков. Хотя чего он о них тревожится? Только что беспокойно спал и ворочался с боку на бок, естественно, они могли рассыпаться. Это, наверное, и пугало. Курево - единственная вещь, которой трудно отказать. Тем более оно неплохо притупляло постоянное чувство голода. Под ложечкой сосало у Семёна всегда. Всю найденную в течение дня еду он старательно отдавал Мышке. Она, конечно, в своей детской доброте стремилась с ним делиться, да и понимала она всё, что вокруг происходило. Но Семён врал. Врал, что ел в приёмнике. Пока эта ложь срабатывала, но выглядел Семён день ото дня всё хуже и хуже. Вокруг глаз чернело, а рёбра выпирали через толстовку. Он и сам не мог иногда понять, а когда он действительно ест? Ведь он жив, стало быть, где-то что-то перехватывает? Иначе и быть не может. Но как он ни старался, вспомнить эти бытовые моменты не удавалось. С куревом дело обстояло хоть как-то. Раз в несколько дней Семён заглядывал к старому товарищу, он нёс дежурство ночами на малой продовольственной базе и иногда по старой памяти помогал, чем мог, Семёну. Отношения с этим товарищем не портились, ибо Семён по природе своей был не конфликтным и весьма скромным человеком, но что-то витало и там. Тревожное время тревожит умы всех, и каждый начинает думать о том, что действительно близко, - о своей шкуре. Так казалось Семёну. В общем, по пачке папирос удавалось урвать, а это было гораздо больше, чем ничего. Так же Семён давно выработал привычку зорко смотреть под ноги. Окурки выручали - ибо этим делом он злоупотреблял, хоть и старался терпеть изо всех сил. А окурков этих было до странности многовато, будто и нет никакой войны и всех тяжестей, ей сопутствующих. Семён списывал это на благосклонность не такой уж и щедрой судьбы. Положив в уголок рта окурок, Семён всё из того же кармана выудил старую бензиновую зажигалку. Горела она ещё скорее всего на парах, поэтому прикуривать нужно было быстро. Открыть крышку, чиркнуть кремнем, прикурить, закрыть - и всё это желательно за секунду. Периодические порывы ветра грозили этому предприятию провалом, поэтому Семён отвернулся к стене дома и глубоко зарылся в пальто. Во тьме чиркнуло, появилось крохотное пламя, и жирный окурок на затяжке выпустил первый дымок. Семён курил и смотрел на мигающий огонёк кропаля. "Может быть, там, где то в недрах этой ничтожной жизни пламени, маленькое вечное Солнце...". В небе серебрилось, что свидетельствовало о приближении рассвета. Пора было собираться и топать на поиски какой-нибудь пищи. Сегодня Семён планировал предложить помощь всё тому же товарищу с продовольственной базы. Отработав с утра до ночи грузчиком, можно было перехватить пару-тройку пайков. А стало быть, можно было бы наконец-то и поесть самому. Силы вроде ещё не стали так стремительно покидать тело, так что Семён надеялся, что желающих на вакансию будет мало, да и знакомство могло сыграть на руку. Если, конечно, товарищ тот сегодня был там. Семён тихонько вошёл обратно в комнату с намерением разбудить Мышку и предупредить о том, что собирается уходить. Однажды он не стал её будить, ушёл на весь день. А несчастный ребёнок буквально сходил с ума и не знал, что ему делать. Обвинения из уст плачущего ребёнка в предательстве и желании её бросить звучат для сердца особенно тяжело. Так что с того времени Семён всегда будил девочку. - Уходишь, деда? - Девочка откликнулся на легонькое прикосновение моментально, будто ждала. - Не забудь покушать. - Мышка начала тереть свои глаза, потом взъерошила короткие чёрные волосы и попыталась улыбнуться. - Обязательно. - Семён положил руку ребёнку на голову и легонько потрепал. - Обязательно поем, малютка, и тебе принесу чего-нибудь. Может, сегодня будет сахар. - И он подмигнул. Тут Мышка расплылась в улыбке и выдала: - Ну смотри. Обманешь, домой не пущу. - Она театрально погрозила пальцем и попыталась сделать лицо серьёзным. Это не удалось, и она прыснула ещё больше. Семён мог и не выполнить обещание по поводу сахара. Главной задачей было поднять настроение девочке на грядущей день. Но эта улыбка и вера, врождённое чувство юмора... Теперь он должен был наизна