Казик успокоился лишь тогда, когда получил в качестве приза доступ к материнской груди и, сладко причмокивая, принялся сосать молоко. Вместе с ним успокоилась и Лена, перестала носиться по комнатам, суетиться, требовать то салфетки, то вату, то стерильную посуду. Она держала на руках розового пупса в голубой пеленке и умиротворенно улыбалась. Роман с удивлением смотрел на нее, будто видел впервые. Может, этот ребенок — и не ребенок вовсе, а созданное чьим-то небывалым даром волшебство? Невольно этому чародею и заклинателю Роман позавидовал.
— Можно мне его подержать? — спросил, когда кормление закончилось.
— Ага, только ты его вертикально держи, чтобы воздух вышел, а то срыгнет. И шейку придерживай.
Добрый совет оказался бесполезным: Казик все равно срыгнул на чистую рубашку.
— Это оттого, что он сильно плакал, — объяснила Лена.
— На Лешку похож, — сказал Роман на всякий случай. — Вылитый Лешка.
Колдун хотел еще добавить, что на Лену малыш тоже похож, но так и замер с открытым ртом. Потому что заметил… Нет, не может быть! Поначалу подумалось, что брызнуло молоко, да так и осталось в складочке на коже, но теперь Роман разглядел, что это никакое не молоко, это серебряная ниточка плотно охватывает шейку ребенка. Ниточка, которая вросла в кожу. О, Вода-царица, какая там ниточка! Это же ожерелье!
— Это ожерелье… — прошептал Роман.
— Ну да, Казик с ним и родился. То есть в первые дни его не было видно, а потом оно проступило. Удивительно, правда?
Надо же, бывают и такие, кто рождается, вот прямо так и рождается с открытым даром…
— Это же здорово. Просто здорово, честно!
— Я тоже хочу ребеночка, — пролепетала Тина сладким голоском.
Роману показалось, что слова насчет ребеночка Тина почему-то адресовала ему.
— Тина, — сухо сказал Роман, — там на кухне уйма немытой посуды. Займись-ка.
А сам проскользнул в кабинет. Алексей лежал на диване, укрытый одеялом до самого подбородка. Со вчерашнего дня он не изменился. Даже слабый румянец, что появился после сеанса с Чудодеем, теплился на щеках. Значит, водные зеркала кабинета защищали Стеновского от неведомого колдовства.
Стен не спал. Лежал и смотрел прямо перед собой.
— Лена приехала? Я так и знал, что она сюда за мной примчится.
— Ожерелье… — развел руками колдун.
— Мне надо уйти. Она рядом со мной в опасности.
Роман сообразил, что Стен еще не знает, что у ребенка тоже ожерелье… О, Вода-царица! Вот же какой водоворот!
— Ничуть. Защита полная! — Колдун заговорил преувеличенно твердым голосом. — Сейчас здесь ни капли внешней энергии, ни единого колдовского возмущения. Лена в полной безопасности. Да и ты, как посмотрю, неплохо себя чувствуешь. Ты с Леной разговаривал после рождения сына хотя бы по телефону?
— Один раз позвонил.
— Слушай, поговори с ней и объясни все по-человечески. Я подстрахую.
— Нет, — отрезал Алексей. И отвернулся. Сделал вид, что изучает узор темных обоев.
Чушь какая-то. Лена ведь любит Лешку. И за эти прятки ни Стена, ни Романа, ни себя никогда не простит. Но переубедить Стена практически невозможно. Разве что к колдовству прибегнуть…
— Ладно, погляжу, что там Тина наготовила. Тебе принесу, сам чего-нибудь перехвачу и пойду вспоминать. Пока женщины с ребенком нянькаются и пеленки стирают.
— Давай. И вспоминай поскорей.
— Это уж как получится. Сам хочу, чтоб скорей. Я бы подкачал тебе своей энергии, как Чудодей, но не могу: пока не вспомню все, никакого донорства — а то заберешь у меня часть воспоминаний.
— Твои воспоминания! На кой они мне черт? И своих хватает.
Роман помедлил.
— Вот что, скажи… только одно: Надя жива или нет?
— Не скажу, — огрызнулся Стен. — Иди вспоминай, не теряй времени. Ты и так где-то все утро бегал.
— Не бегал, а ходил к Гавриилу Черному по поручению Чудодея. Искал хозяина обруча.
— Нашел?
— Нет.
Гавриил был повелителем темных сил, хотя никогда не разъяснял, что это такое. Но имидж поддерживал, всегда ходил в черном — и дома, и на улице, машину имел черную, собаку — тоже. Волосы отпустил до плеч. Волосы были русые с рыжинкой, так он их красил исправно, так же как и усы, и бородку. Еще Гавриил обзавелся золотым пенсне, но пенсне, несмотря на шнурок, терял постоянно, а потому большую часть времени Гавриил пенсне не носил. Да и ни к чему оно ему было — зрение он имел орлиное.
Покои его были отделаны панелями под черное дерево, а в окнах — дымчатые стекла. Снаружи ни за что не разобрать, что происходит внутри. Впрочем, дымча-тость эта была колдовская: захочет Гавриил, и стекла в окнах сделаются прозрачными. Повелит — и станут подобны черной бумаге. Сказывали, что прозрачность стекол в доме зависит от настроения колдуна.
Этим утром стекла были дымчатыми. К водному колдуну Гавриил вышел в черном шелковом халате, перепоясанном серебряной цепочкой. Халат накинул на голое тело, на худых белых ногах — тапочки из меха черно-бурой лисицы.
— А, Ромка! Слышал, что ты вернулся. Почему не заглядываешь?! В Темногорске черт-те что творится. Полный бардак.
Повелитель темных сил уже протянул водному колдуну руку, но тут заметил у Романа на мизинце перстень с зеленым камнем. Гавриил руку отдернул, глянул на свой палец — охранный перстень не надет — и поспешно сунул руку в карман халата.
— Ты уж извини. Не в форме.