- Да что рассказывать! - Дядя Гриша плюхнулся на свое место, набулькал себе полный стакан. - Обдурил он нас, как наперсточник на вокзале. Я ж видел, что он фальшивый насквозь, что душонка у него как изо льда. А вот нате же! Тянуло меня к нему, и все. Будто он меня... - Дядя Гриша запнулся.
- Околдовал, - подсказал господин Вернон.
- Ну, вроде того.
- Зачем он меня спеленал? - Баз налил себе чаю и запихал пирожок в рот целиком. - Неужели нельзя было по-человечески себя вести? Я бы его сам в Беловодье отвез.
- Точно? - Колдун прищурился. - Точно? Да нет же, Баз. Первым делом ты бы с Гамаюновым связался. А я не уверен, что Иван Кириллович так уж мечтал об этой встрече. И потом, зачем Сазонову Беловодье? Просто поглядеть, что получилось? Нет, у него какие-то свои планы, возможно, отличные от планов Гамаюнова. Так что лучше проникнуть внутрь под твоей личиной. Никто его не распознал. Ничего не заподозрил.
- И ты? - Баз, кажется, не поверил.
- И я! - вскинулся Роман. - Даже я не почуял в нем силу. То есть он подошел совершенно закрытый, сжатый в кулак. Вся колдовская сила внутри, наружу ни единого выплеска. Издали ловушки расставил, все рассчитал. А потом уж явился. Знал он не только про вас, но и про меня от кого-то. Осторожно шел. Нигде не засветился, колдовскую суть свою не выказал. И потом за руль ни разу не сел - сказал, что плохо ему, сердце шалит. Тахикардия. Стен все время за рулем сидел.
- Иван Кириллович должен был догадаться, что приехал кто-то другой, никак не мог успокоиться Баз.
- С Гамаюновым я эту тему не обсуждал. Может, он и догадался, но нам не сообщил. Но подожди! - Романа только сейчас осенило. - Как же Сазонов в Беловодье проник без ожерелья? Из-за разломов в стене?
Но как раз это База не удивило:
- У него есть ожерелье. Врожденное.
- Что?
- Ну, бывает, что человек с ожерельем рождается. Очень редко, правда. Для этого отец и мать должны особым даром обладать. Так Гамаюнов говорил.
- Сазонов что, Гамаюнову родня?
- Нет, по-моему. Сазонов вообще о своей родне не распространялся.
- Тогда откуда знаешь?
- Иван Кириллович мечтал, что Надя родит ему сына. И как-то обмолвился, что сын у них непременно родится с врожденным ожерельем.
Чай в чашке колдуна вмиг обернулся облачком пара, а чашка треснула и распалась на сотни осколков.
- Ну что за хулиганство! - возмутился дядя Гриша. - Любимая Танина чашка. Я тебе в следующий раз эмалированную кружку поставлю.
- Надя родила? - Голос у Романа сделался чужой, хриплый. - Когда? Где ее ребенок?
- У нее с Иваном Кирилловичем не было детей.
- Почему?
- Это не моя тайна, - отрезал Баз.
- Но ты знаешь?
- Это тебя не касается. И не вздумай применять ко мне свои штучки, колдун!
Роман сдавил руками голову, пытаясь привести мысли в порядок. "Нет, нет, о Наде сейчас не думать!" - запретил он себе. О Наде потом. Сейчас главное - этот воскресший Сазонов, то бишь Машенькин жених и один из создателей проекта "Беловодье". Теперь у Романа совершенно новый противник. Не спятивший на райской почве Баз, а расчетливый, хитрый, предусмотрительный политик, способный притвориться кем угодно. Перед каждым он предстает в том обличье, в каком его хотят увидеть. Стен и его друзья узрели мечтателя-идеалиста, хотя Вадим Федорович всегда был расчетлив и хитер. Потом Сазонов явился перед дядей Гришей и его семьей в виде немолодого, но прекрасного принца, и все поверили, что он без памяти влюблен в Машеньку. Он не произносил лишних слов, значительно молчал, улыбался, бросал двусмысленные фразы. И девчонка кинулась ему на шею. Теперь Сазонов принимал новую позу - изображал демиурга. Ну что ж, окружающие поверят, и поверят с жаром, что он - тот, о ком они столько лет мечтали! В этом не было ничего загадочного: магический дар его ожерелья - врожденного ожерелья - мог воздействовать на людей совершенно по-разному. Но итог был один: каждый видел того, кого хотел видеть.
Это относилось ко всем, кроме Романа. На колдуна подобные чары не действовали.
"Ладно, своими способностями в следующий раз будешь гордиться!" одернул сам себя господин Вернон.
Сейчас надо решить, как вернуться в Беловодье.
Чем дольше Алексей лежит там, в центре озера, отдавая силы на поддержание ограды, тем больше шансов, что Стен разрушит свое ожерелье и начнет отбирать силы у Лены и Юла. Скорее всего, Вадим Федорович уверен, что Роман уже мчится назад. Но возвратиться немедленно - значит, заведомо проиграть. На то и рассчитывает Сазонов.
А на что может рассчитывать Роман? Лишь на свою догадливость и свое колдовское искусство, которое в этот момент показалось господину Вернону жалким, ничтожным и наивным. Да еще на то можно рассчитывать, что Стен куда сильнее, чем кажется.
- Что дает врожденное ожерелье? Честно говоря, даже не знал, что такое может существовать.
- Связь со всеми стихиями. Правда, с каждой из них человек, обладающий врожденным ожерельем, связан не так сильно, как ты, к примеру, с водой, но зато ему и огонь, и вода, и земля с воздухом служат.
- Откуда ты знаешь?
- Иван Кириллович рассказывал.
Роман не стал уточнять, почему так подробно Гамаюнов и Баз обсуждали особенности врожденного ожерелья.
- А что еще?
- Ну, не помню точно. Кажется, такой человек может регулировать свою ауру.
- Что?!. - Колдун вскочил. - Так вот почему я не догадался! Он же ауру подделал! Ну и ну... Клянусь водой, не устаю удивляться. Но почему вы меня не предупредили?!
- Кто же знал? Мы все были уверены, что Сазонов погиб. А у Гамаюнова и у нас ожерелья иные. Дареные.
- А Сазонов никому ожерелий не дарил? Баз задумался.
- Знаешь, я только сейчас понял - ничего конкретного я про Вадима Федоровича рассказать не могу. Что любил? Что ненавидел? Бог его знает... Он очень закрытый человек. Энергичный, не спорю. Но никогда не знаешь, что он скажет в следующую минуту и что сделает. Мне кажется, Иван Кириллович его всегда опасался. А Стен... Тот вообще избегал. Говорил, что Сазонову не доверяет. Но я Лешкины заявления... как бы это сказать... пропускал мимо ушей. Сазонов был из прежней элиты, причем из элиты потомственной. У Сазонова свои люди наверху имелись. Без него Иван Кириллович ничего сделать не мог. Алексей к подобным людям относился с предубеждением и никогда этого не скрывал. Говорил: никому из них не верю.