В выражении человека ископаемого не было никаких желаний. Оно излучало сияние нечеловеческого спокойствия и величия. Какая-то внутренняя невысказанная сила запечатлелась на нем. От того ли, что для него не было тайн, или потому, что не было дано приложения этой силе, спокойствие оттенялось дымкой печали.
Изумленный сравнениями, профессор Венедиктов снова опустился в кресло. Ему не раз приходилось сравнивать эти три черепа, но то были чисто анатомические, количественные измерения. Теперь он впервые взглянул на них с другой стороны. Не оставалось никаких сомнений, что череп принадлежал какому то высшему существу.
Продолжая раздумывать над сопоставлением, ученый глубоко ушел в цепь догадок и соображений. Кабинет по-прежнему спал зеленым сном. Неясными линиями предметы прорезались через полусвет.
Только когда часы глухо пробили девять, профессор Венедиктов встрепенулся и пришел в себя. Он вспомнил, что в этот час ожидал посещения известного немецкого психофизика Людвига Вейса, прибывшего в Россию с целью изучения мозга ископаемого человека.
Для Венедиктова этот приезд не являлся ничем особенным. В течение пяти месяцев русского ученого непрерывно навещали представители самых разнообразных наук Европы и Америки. Глубоко заинтересованные, но в то же время бессильные помочь профессору Венедиктову, они уезжали обратно, недоумевающе пожимали плечами. Наученный грустным опытом, он и от сегодняшнего визита не надеялся получить что-либо существенное.
II
Через четверть часа маленький, нервный в движениях человечек, в темных выпуклых очках, сидел в кабинете. Между учеными шел приподнятый волнением разговор.
— Я охотно соглашаюсь, — говорил профессор Венедиктов, — с теорией о зрительных отпечатках на мозговых клетках, но никакого практического приложения этой идеи не мыслю. Даже, если эти следы носят физический характер и подобны микроскопическим фотографиям, то все же извлечь их на божий свет, чтобы установить все виденное человеком, мне кажется пока еще неосуществимой мечтой.
— Да! — тихо, но убежденно произнес психо-физик, — зрительные отпечатки на мозговых частицах носят физический характер. Уже одно анатомическое строение глаза говорит за это. Его поразительное сходство с фотографическим аппаратом устраняет всякое сомнение. Что же касается воспроизведения и увеличения снимков, заключенных в клетках мозга…
— Простите, Негг Вейс! — с увлечением перебил молодой антрополог, — но одного внешнего сходства еще недостаточно, чтобы делать окончательный вывод. Как объяснить, в таком случае, тот факт, что многие виденные мельком картины и предметы внешнего мира не вспоминаются совершенно?.. А ведь они, несомненно, попадают в поле зрения. Мы помним только сильно поразившие нас объекты. Все мало нас интересующее исчезает без следа.
— Уважаемый коллега! — улыбаясь глазами, мягко возразил немец. — Все!.. Все без исключения, попавшее в поле зрения, остается в мозгу. Психоаналитические работы школы Фрейда в области сновидений и опыты гипнотизеров над сомнамбулами показали это с неопровержимой достоверностью.
Профессор Венедиктов молча вынул из-под стеклянного колпака ископаемый череп. Снял блестящую черепную крышку и обнажил окаменевший мозг. Серо-желтоватая масса, изрезанная глубокими бороздами и бесчисленной сетью мелких извилин, блеснула перед глазами ученых. Круто вздымавшиеся бугры и доли больших полушарий казались упругими и живыми телами. Нездешней мощью веяло от этого вместилища неведомого гения.
— Следовательно здесь, — сказал он, протягивая череп Вейсу, — в этом мозгу, заключено все, что видел его обладатель за всю свою жизнь?
Вместо ответа психо-физик бережно принял череп и с благоговением стал всматриваться, осторожно ощупывая мозг.
— Но каким же образом, — продолжал с легкой усмешкой профессор Венедиктов, — вы рассчитываете вырвать из этого камня его тайну? Скрытые в нем, в течение многих миллионов лет, картины жизни, мне кажется, никогда не раскроются перед нашими глазами.
С этими словами он утомленным движением откинулся на спинку кресла и, не скрывая добродушного удивления, стал следить за странными манипуляциями немца.
Последний не заметил иронии, и даже не слышал обращенного вопроса. Он дрожащими руками поворачивал череп и разглядывал мозг. Вынул из кармана фарфоровый флакон, обмакнул туда маленькую кисточку и слегка мазнул ею мозг. Раздалось едва слышное шипение. Обожженное место окрасилось в синий цвет.