Когда Скиллий проснулся, лодка покачивалась в маленькой бухточке на привязи. Солнце стояло в зените и жарило, как гончарная печь. Спор, разложив на камнях добычу, считал вслух:
— Сорок пять, сорок шесть, сорок… тьфу… сорок… Ну как тебя?..
— Сорок семь, — подсказал с улыбкой Скиллий.
Он знал, что Спор не тверд в счете, и это его забавляло. Однажды, когда Спор еще не хромал, он отнес на агору[1] в Потидею восемьдесят губок, а принес денег за восемнадцать. Хорошо, попался честный торговец и в следующий торговый день вернул деньги.
— Слушай, Скиллий, — протянул Спор, подсаживаясь ближе к лодке. — Сколько за все эти годы ты добыл губок?
— Не знаю… — рассеянно ответил Скиллий.
— А мне кажется, на небе меньше звезд, чем собрали губок ты и другие ныряльщики из Скиона. Куда они делись, все эти губки? Есть у твоей Гидны одна губка. Она сушит ею голову после мытья. Пять или шесть лет она обходится одной губкой. Наверно, дочери богачей один раз высушат и бросят. А ты для них спускайся на дно, считай губки. Тьфу!
Спор плюнул с досады и сердито швырнул пустой кожаный мешок в лодку.
Скиллий расхохотался. Смех перешел в надсадный, хриплый кашель. Ныряльщик наклонился, положив обе ладони на грудь.
— Ну и чудак ты, Спор! — сказал Скиллий откашлявшись. — Разве губки нужны только для сушки волос? А что подкладывают гоплиты[2] под шлемы, чтобы они не натирали, а при случае и смягчали силу удара? Чем в богатых домах чистят обувь? Чем моют миски и горшки? Чем вытирают пыль с дорогих сундуков и столов? Всё нашими губками. Однажды, когда была еще жива моя Кинфия, я побывал на острове Кос у известного асклепиада. Что, ты думаешь, он прописал больной? Сжечь губку, смешать пепел с молоком и пить три раза в день[3]. Этим же пеплом губок и раны посыпают, чтобы не гноились и быстрее заживали. А если у кого сердце заболит, берут ту же губку, намочат ее в неразведенном вине и прикладывают на грудь.
Спор вытаращил глаза от удивления.
— Скажи-ка… — протянул он, — Да она целебная… А я ее ни во что ставил. Трава травой…
— И не трава это вовсе, а морское животное вроде ежа или звезды, только попроще. Это тот асклепиад сказал. Ему все известно, что на земле и под водою.
— Отец! Где ты? — послышался звонкий голос.
— Гидна! — сказал Спор. — Что-то она сегодня рано вернулась? А ведь ей надо было еще серы купить.
При виде дочери глаза Скиллия засветились, словно солнечный луч, отразившись в зеленоватой воде, скользнул по его лицу. «Как удивительно Гидна похожа на свою мать! — думал Скиллий, — Тот же поворот головы, и матовая кожа, и смех, от которого ликует сердце. Девушка кажется угловатой и неловкой. Но как она плавает! Как гребет! Шестнадцать лет назад Кинфии было столько же лет, сколько теперь Гидне. Но она была уже замужем. И если бы не болезнь, уведшая ее из жизни, как бы она радовалась вместе со мной нашей дочери!»
Голос дочери показался Скиллию взволнованным. Он с тревогой взглянул ей в лицо:
— Что случилось, Гидна? Почему ты так бледна?
Гидна тряхнула головой, и волосы черной волной упали на ее загорелые плечи.
— Я вовсе не бледна, отец. Но в Потидее никто не покупает губки. По дороге, за городскими воротами, движутся толпы варваров. В длинных пестрых одеждах. С луками и копьями. И всадники! И колесницы! И какие-то огромные странные животные с двумя горбами на спине… Идут. И нет им конца…
— Началось! — сказал Скиллий, закрывая лицо руками. — Бедная Эллада! Что тебя ждет?..
На следующее утро Скиллий и Гидна проснулись от голоса Спора.
— Ай-ай, ну и беда!
— Что случилось, Спор? — спросил Скиллий встревоженно.
— Беда! Беда! Что делается на море! Ай-ай-ай…
Скиллий вскочил и, накинув хитон, подбежал к Спору:
— Не каркай! Скажи толком, что там, на море?
— Корабли. Столько кораблей! Я начал считать по пальцам. У меня не хватило пальцев на руках и ногах. Тогда я стал откладывать камешки, и выросла целая куча камней…
Не дождавшись конца рассказа, Скиллий выскочил наружу. И остолбенел от изумления. Весь залив до края моря был занят кораблями, пентерами, триерами и юркими миопаронами. Палубы кишели людьми. Поднимались и опускались весла, вспенивая поверхность моря. Паруса безжизненно повисли. Корабли шли на запад, к Потидее, огибая полуостров, на котором стояли Скион, Менде и другие города.
— Ай-ай, господин… — причитал выбежавший из хижины Спор. — Они порвут сети. Они разгонят рыбу!
1
Агóра — центральная площадь в греческих городах, служившая местом собраний и рынком. Афинянин проводил на агоре большую часть своего времени.
3
В губках очень высокое содержание йода; йод же является ценнейшим лекарством. Лечебные свойства губок были известны греческим врачам, считавшим своим покровителем бога Асклéпия (отсюда — асклепиад).