- Что тебе ответить? - развел руками Алехин. - Вопрос этот связан со многими проблемами и выходит далеко за рамки шахмат. Здесь дело не только в силе, непобедимости. В нашей схватке с Капабланкой разрешится старое противоречие между внутренними радостями творчества и внешним успехом. С этой проблемой неизменно сталкивается любой музыкант, артист, живописец.
- Писать для души или на продажу, - прокомментировал мысль друга Волянский. - Эта дилемма встает и перед поэтом.
- Да, ты правильно понял. Что важнее: признание художника при жизни, слава, блеск илп слава посмертная? Сколько живописцев при жизни влачили жалкое существование, а после смерти каждое их полотно продавалось за сотни тысяч долларов.
- Это старый вопрос, - заметил Волянский. - По Библии, лучше живая собака, чем мертвый лев. Но прости меня, Саша, я не совсем понял, как это относится к Капабланке, - тихо произнес он.
- Изволь, поясню. Шахматы, - эго сложное сочетание науки, искусства и спорта. Мы подходим к ним, как к науке, изучаем законы, анализируем и исследуем их глубины. Одновременно мы создаем художественные произведения в шахматах - красивые партии, которые и через сотни лет волнуют людей. Лучшие из них вызывают восторг, умиление, а может быть, даже слезы.
Вне сомнения! Партия Андерсен - Кизерицкий игралась семьдесят шесть лет назад, но и сейчас зовется «вечно зеленой». А твоя партия с Боголюбовым? Три ферзя один за другим.
Художественная сторона шахмат роднит их с искусством, - продолжал Алехин, - но люди - увы! - больше ценят их не за это. Борьба - вот что главным образом волнует людей в шахматах. Капабланка победил Ласкера - это знают почти все люди на земле. А кто знает, как он победил, какие применял методы, комбинации, творческие приемы? Это известно лишь единицам. Значит, шахматы как борьба - вот что ценно для публики, что доходит до нее в первую очередь.
Алехин поднялся с кресла, сделал несколько шагов по гостиной. Он подошел к открытой двери в спальню, увидел широкую кровать с розовым покрывалом, подушечки, салфетки, вышитые руками Нади. Он вспомнил жену, и на душе у него стало теплее. Что-то долго ее нет: уехала проведать свою дочь - Гвендолину и задержалась. «Может быть, позвонить?» - на секунду мелькнула у него мысль, но, повернувшись к Волянскому, он снова вернулся к теме разговора.
Любой гроссмейстер обязан, прежде всего, уделять главное внимание именно этой стороне шахмат - борьбе. Ты можешь играть самые блестящие партии, проводить ослепительные комбинации, но, если ты при этом не будешь брать первых мест в турнирах, грош тебе цена! Мир забудет и про тебя и про твои глубокие шахматные творения. Тебя будут ценить отдельные знатоки, но широкий круг людей даже не будет знать о твоем существовании. В этом беда шахмат, а может быть, и своеобразная прелесть.
- Что ж получается: долой творчество, давай очки! - улыбнулся Волянский.
- К сожалению, именно на этот путь становятся некоторые шахматисты. Их шахматное кредо - выигрывать, а как - это неважно. Такое направление нередко встречается в шахматах. Карл Шлехтер чуть не стал чемпионом мира с такой игрой.
- К этой же категории, видимо, относится и Капабланка, - высказал предположение Волянский.
- Нет, здесь несколько иное. Капабланка - один из самых ярких шахматных талантов, которых когда-либо знало человечество. Его ранние партии - вершина комбинационного мастерства, они полны выдумки, фантазии. Позже он начал, однако, задумываться, стоит ли играть таким образом? Комбинировать - значит рисковать, допускать возможность проигрыша, а проигрыш - это неуспех в турнирах, а значит, и в жизни. Может, лучше изменить стиль игры, исключить всякую возможность риска? Ограничиться одной лишь сухой техникой? И вот наш король решил именно такой игрой обезопасить свою шахматную корону. «Белыми на выигрыш, черными на ничью» - вот лозунг, которому он теперь следует. В его турнирной графе мало единиц, зато в них совсем почти нет нулей. За восемнадцать лет он проиграл в турнирах всего десять партий. Чудовищный результат! Пусть партии его стали бледнее, пусть в них меньше комбинаций, эффектных жертв. Все отдано на службу успеху, практическим достижениям, просперити. Недаром значительную часть своей сознательной жизни Капабланка прожил в Соединенных Штатах. У него там много советчиков, наставников. Они-то и повлияли на него: теперь талант его подчиняется бизнесу, практическим итогам.
В проеме двери промелькнул белый фартук горничной. Это перебило ход мыслей Алехина.
- Прости, я тебя совсем заговорил, - извинился он перед Волянским. - Ты что хочешь: кофе или чай?
- Лучше чай с молоком, - попросил Волянский.
Алехин на минуту вышел из гостиной, чтобы отдать распоряжение, и вскоре горничная принесла на подносе старинный чайник и изящные фарфоровые чашки с крепким, душистым чаем.
- Из того, что ты сказал, - вернулся к прерванной теме Волянский, - следует, что Капабланка на самом деле непробиваем. При таком подходе к игре число ошибок в его партиях минимально.
Нет, это не совсем так! В его партиях, конечно, меньше ошибок, чем у других, но значительно больше, нежели это утверждают глашатаи его непобедимости. Для простого любителя его техника - совершенство, знаток найдет в ней много трещин. Верь мне, я уже долгие годы изучаю каждый его шаг.
Потом, он стал совсем другим в последнее время, в его партиях появились грубые ошибки, - продолжал Алехин после небольшой паузы. - Видимо, слава и фимиам почитателей стали его портить. Известно: для таланта самое вредное - чрезмерные похвалы. Нет в мире более сладкого яда, чем слава!
Монтень говорит: «Среди всех наслаждений нет более гибельного, чем одобрение со стороны, нет никакого другого, от которого нужно было бы так бежать», - процитировал Волянский.
- Да, бесконечные похвалы явно вредят Капабланке. В Москве, например, Берлинскому он зевнул ферзя, его стратегия против Женевского граничила с самоубийством. И в эндшпилях он не так уж безгрешен. Нет, ты должен понять меня правильно, Валя, техника Капабланки-человека блестяща, совершенна, но как «шахматная машина» он не выдерживает никакой критики.
- Значит, все-таки он неподражаемый виртуоз в шахматах, - перебил друга Волянский, опять жестикулируя своими тонкими пальцами. - Как же можно победить его? Пусть не шахматную машину, пусть человека, но человека - совершенного мастера, безукоризненно владеющего шахматной техникой.
Алехин молча покачал головой.
- Сколько бессонных ночей я провел, задавая сам себе этот же вопрос: как? - сказал наконец он. - И, в конце концов, нашел! Нашел единственный путь к победе. Ты хочешь знать, что это за путь? Только тебе я открою эту тайну.
- Первое и, пожалуй, самое главное, что нужно для победы, - начал Алехин, заметив, что Волянский всем своим видом выразил желание слушать, - это догнать и перегнать Капабланку в технике шахмат. Так же искусно, как он, маневрировать, так же тонко играть эндшпиль. Задача трудная, но вполне возможная. Мне кажется, я решил эту задачу. Но это еще далеко не все! Очень важна также тактика в матче. Казалось бы, его нужно атаковать, бросаться на штурм его позиций. Но избави бог от такой ошибки! Гениальное чутье кубинца вовремя предупреждает его об опасности и указывает путь к использованию слабостей в построении атакующего. Ведь наступление всегда ослабляет тылы. Одно может выручить: спокойствие л выжидание. Вы хотите меняться, сеньор Капабланка, - пожалуйста! Вы хотите ничьей, - пожалуйста! Но в самом его стремлении к упрощениям позиции, к разменам нужно находить слабые места и точно, с максимальной энергией использовать эти погрешности. Работа долгая, утомительная, но что поделаешь! Это единственный путь к шахматному трону, другого я для себя не вижу.
- Как в рыцарские времена, - усмехнулся Волянский. - Если бросаться на штурм крепости, потеряешь армию. Нужно брать врага длительной осадой, измором. Значит, виртуоз против виртуоза, техника против техники. Но ведь для этого ты должен иссушить свой стиль, отказаться от фантазии, комбинаций.