Между тем группа остановилась; Джон, шедший в самом конце, тоже приостановился. Видимо, наконец дошли до места похорон. Сам он только интереса ради подошёл ближе, чтобы глянуть на надгробие: довольно приличное, правда, слишком пафосное и, как всё у этой блондинки, безвкусное, но более или менее сносное. Почти что каждый пришедший на похороны принёс с собой букетик различных цветов. Но только не камелий. Константин усмехнулся и бросил быстрый взгляд на внутренний карман своего пальто. Кто-то начал читать заранее подготовленную торжественную речь, впрочем, сюда никак не клеящуюся; сосуд с якобы кремированным покойником стали неспешно закапывать; а Джон как можно быстрее стал смываться оттуда, ведь уже не мог находиться там. Его уход никто не заметил и замечать не собирался; наверное, многие лишь позавидовали бы его возможности так быстро сбежать, потому как считали его лишь за клиента своего друга. А может, он и есть клиент? Обыкновенный клиент, только сумевший расположить к себе парня доверительно? Может, и нет ничего в том суждении неправдивого? Константин мотал головой и не хотел верить: тогда как обосновать не менее крепкое доверие с его стороны? Нет, наверное, он всё-таки больше чем клиент и бывший учитель. По крайней мере, так непременно хотелось думать; но ведь этот мальчишка мог заварить любую кашу. К тому же, он явно не таков, каким представлялся раньше. «Что-то все вдруг неожиданно изменились», — недовольно думал Джон и направлялся к находящемуся метрах в пятидесяти от группы огромному дереву с широким стволом — там они условились встретиться с Чесом.
Туман слегка развеялся, но только лишь слегка: видимость группы стала лучше ненамного. Креймер показался из-за дерева и, как только Джон подошёл ближе, слабо улыбнулся.
— Ну, что, как там мои дружки? — хриплым насмешливым голосом медленно спросил он, опираясь о костыль. Константин пристально на него посмотрел и вновь перевёл взгляд на группу.
— Ты либо прав, либо хороший манипулятор. Я, как видишь, ушёл оттуда как можно быстрее — блевать тянет от их напущенного пафоса и торжества, — Чес кивал каждому его слову и в конце довольно улыбнулся, а потом вновь глянул на процессию в честь его похорон. Джон также оглянулся в ту сторону. Креймер не отвечал и, кажется, счёл это вообще ненужным; в чём-то Константин был с ним согласен. Сосуд с пеплом из-под первого попавшегося костра был успешно закопан, настала очередь класть букеты на надгробие, с грохотом установленное над могилой. Неторопливо стали опускаться яркие цветочки, один другого ярче, краше и роскошнее. Но не было ни одного белого цветка, хотя бы отдалённо напоминающего камелию. Чес вдруг усмехнулся, съёжившись.
— Не поскупились, однако, — Константин глянул на него и заметил, как он мелко подрагивал. Конечно, если не застёгивать свою и так лёгкую куртку до конца, так естественно можно ещё и не так задрожать при такой гадкой влажной погоде! Джон покачал головой, стянул с себя шарф и одним лёгким движением обмотал его вокруг шеи изумившегося Чеса, потом легонько его затянув.
— Серый цвет тебе больше идёт, — буркнул он, поднимая воротник своего пальто. — А вообще, тебе врачи говорили одеваться теплее, чтобы потом не дрожать и не заставлять рядом стоящего с тобой человека разжалобливаться и укутывать тебя своим шарфиком. Это как-то слишком мило.
— Но ты же повёлся… — улыбаясь, сказал немного разомлевший от тёплого шерстяного шарфа Креймер. Константин пробормотал в ответ что-то недовольное и вновь пристально упёр свой взгляд на действо впереди; Чес, глядя на него, пожал плечами и с улыбкой сделал то же самое. Похороны как-то затянулись; кажется, многие хотели выпендриться с речью; слова, от которых хотелось морщиться, иногда долетали до стоящих рядом с деревом. Они молчали. Да и не о чем, по-хорошему, было сейчас говорить. Наконец вышла (видимо, напоследок) с речью бывшая девушка Чеса и стала говорить что-то специально охрипшим, но довольно громким голосом. Речь её должна быть слезлива, но вызывала смех в душе как Креймера, так и Джона. Они даже иногда посмеивались; но вот Лина закончила, положила свой шикарный разномастный букет и пошла плакаться тому самому мужику, который с ней пришёл. Камелий там не было. Их не было нигде, казалось. Зато внутри было какое-то слишком нудное, зудящее чувство грусти: вроде и человек рядом стоит, которого хоронят, а вроде, для многих он умерший, да и вообще просто непривычно стоять лишь в паре десятков метрах от могилы живого. По крайней мере, такое неопределённое чувство было у Джона; хотелось его развеять, да ни атмосфера, ни погода не способствовали.
— «Нечасто тебя хоронят», как в рассказах про Шерлока Холмса, помнишь? — неожиданно пришло на ум Константину, который вспоминал, где же эту сцену он видел раньше. Чес усмехнулся и наклонил голову.
— Остроумно… — тихо проговорил он, держась здоровой рукой за шарф.
— Ну… всё, пошли. Здесь как-то гадко и неуютно. Прям будто не просто один раз в душу плюнули, а заплевали её к чёрту! — Джон развернулся, слегка расстегнув пальто; Креймер всё не двигался с места, ещё смотря как заворожённый вперёд.
— На! — Джон протянул руку с чем-то светлым в пальцах и аккуратно и неглубоко вставил это в наружный карман куртки Чеса. — И пошли уже скорее отсюда! Не на что здесь смотреть. Ну, кроме как на заваленную ненужными цветами твою ненастоящую могилу!
Чес не сразу понял, что происходит и что положили ему в нагрудный карман; слегка опустив голову, он увидал… белый цветок камелии! Ровно такой, как он желал, даже полумахровый! Константин, проследив за восхищённым и полным восторга взглядом, за счастливой улыбкой, за вмиг порозовевшим лицом, даже и сам улыбнулся, но в следующее же мгновение повернул голову назад и поплёлся на выход. За локоть его остановили сию же секунду. Он неспешно обернулся и увидел тяжело дышащего, раскрасневшегося Креймера; тот, схватив его, позабыл о костыле, поэтому тот глухо упал во влажную траву. Джон хотел было наклониться и поднять, как Чес его резко остановил:
— Джон!.. — крикнул он; изо рта вылетело облачко пара. — Джон, пожалуйста, не надо так… — почти шёпотом начал, понурив голову, но руки своей не отпустил, — Джон, ты и сам понимаешь, что просто так это здесь и сейчас закончиться не может…
Константин на секунду прикрыл глаза, вздохнул и подошёл практически вплотную к Креймеру, осторожно убрав вьющуюся прядь с его лица — волосы того несколько отросли за время, пока он лежал в больнице. Джон стоял слишком близко, чтобы видеть дрожащие сухие губы будто бы в желании что-то сказать, полуприкрытые веки и боящийся подняться на него взгляд; видел он и бледность вместе с нездоровым румянцем на щеках, видел и часто вырывающийся пар вместе с неровно вздымающейся грудью, видел также и какой-то бурный поток в его душе, готовый с минуты на минуту вырваться. Убрав прядь, он не смог потом оторвать свои пальцы от холодной кожи парнишки и даже не давал себе в этом отчёта; только лишь горячее дыхание и пар сообщался между ними. Чес ещё не отпускал ткань его одежды, сильно и неосознанно, что сильно, вцепившись в неё пальцами; всё его лицо, находящееся всего лишь в паре сантиметрах и слегка снизу, выражало какую-то внутреннюю борьбу и желание наговорить кучу лишнего. Того, чего так не любил Джон. Только его имя в этой безмолвной тишине неловко срывалось шёпотом с губ водителя.
«Джон… Джон…»
Чес что-то хотел. И Джон что-то хотел. Но что? Как понять? Константин честно не знал, что значили те его слова, но начинал догадываться… не зря же он, в конце концов, подошёл к нему? Но в таком случае его начинало мучить другое: зачем нужна была такая дикая прелюдия для того, чтобы понять такую несусветную простоту?
— Чес… я бы и с радостью хотел понимать, о чём ты, но смею лишь догадываться, — Креймер, кинув на него быстрый, безумный и горестный взгляд, покачал головой: за одно мгновение он стал казаться ещё больнее и разбитее. Джон тотчас пожалел о своих словах.
— Знаешь, я чувствую, что снова начинаю приходить в безумие, но… но не думай, что следующие мои слова есть плод воспалённых мыслей. Это правда. Я почти что всегда говорил тебе правду.