Издалека послышался частый, равномерный перестук колес. Виктор вскочил, поднял чемодан и побежал на станцию. Стук колес все нарастал и нарастал, становился громче и громче, мелькая в пространствах между деревьями, с каждой секундой набирая скорость, загрохотали по черным прямым рельсам зеленые вагоны пассажирского поезда. Виктор прибавил шаг. Он уже раскаивался, что так долго сидел на пне, о чем-то думал. Какое ему дело до всех, его ждет в Ленинграде хороший парень Игорек, а вагоны уже поравнялись со штурманом и начали обгонять его, да так быстро, что штурман всерьез забеспокоился, как бы не опоздать, и помчался на станцию во весь дух.
— Ленинградский?! — задыхаясь, спросил он у дежурного по станции, того самого мужчины, которого встретил вечером.
— Ленинградский, морячок, ленинградский, — ответил дежурный. — Садись.
Виктор вытер рукавом потный лоб и поднялся в вагон. В его купе, несмотря на ранний час, было весело. Ехали трое: девушка и двое парней. На столике позванивали бутылки с вином.
— В нашем полку прибыло! — сказал один из парней.
— Лучше бы наоборот, — ухмыльнулся второй.
Девушка рассмеялась.
— Садитесь, — пригласила она Виктора.
Первый парень налил полный стакан вина и поднес Виктору. Штурман невнимательно посмотрел на парня, забросил чемодан на верхнюю полку и вышел в коридор. Он не видел, как девушка покрутила пальцем около своего виска, а парни разом прыснули в ладони. Он стоял в коридоре, курил, часто и глубоко затягиваясь дымом, смотрел в окно. Там, на воле, бесконечной сплошной линией неслись березы.
Иванов стих
Радость свалилась на Ивана Буторина внезапно и будто высветила изнутри всю его жизнь. В самом деле, жил человек жил, для чего жил — непонятно. Одно знал — работу. Ни свет ни заря уезжал на буровую, давал проходку выше нормы, зашибал деньгу. А что толку в деньгах? Их сколько ни зарабатывай, все мало — по приходу и расход. В Саянах, бывало, по шестьсот рублей чистыми получал, а где они, деньги-то? Разлетелись, разменялись в сибирских ресторанах, станционных буфетах, дешевых столовых, «забегаловках» на новых необжитых местах. Буторин сиднем сидеть не любит: от Урала до Сахалина не один раз колесил, оттого и не выучился. Окончил перед войной семилетку, на том и пошабашил. Конечно, другой бы с такими заработками жизнь устроил: дом купил, сад развел, живность всякую. Ивану все это ни к чему. Один как перст он на свете. Смолоду не женился, а теперь, на сорок третьем году, стыдновато подходить к девкам. Иван — человек свободный, сегодня здесь, завтра там, услышал по радио, что позарез нужны в Заполярье буровики, в три дня рассчитался (а уж как уговаривал начальник не уезжать!) и махнул на шестьдесят восьмую параллель, к белым медведям, к черту на кулички. Саянский начальник деньгами соблазнял. Конечно, вряд ли где он найдет такого бурмастера — начальника тоже понять надо, — но и Буторина за деньги покупать не стоит. Не таковский.
Но сколько бы ни ездил Иван, не мог убежать от неясной, неосознанной тревоги. Не раз задавал он себе вопрос: «Для чего ты живешь, Иван?» И не находил ответа.
Радость пришла с письмом племянника.
«Дорогой дядя, — писал племянник. — Письмо ваше читали перед строем, и капитан, командир нашей роты, сказал, что стихи ваши следует отправить в газету, чтобы все знали о делах демобилизованных солдат — строителей коммунизма. А еще сообщаю вам, дорогой дядя, что мои товарищи, все как один, решили ехать после службы в Заполярье, «где ветры ревут одиноко и бродят олени в стадах!».
Иван действительно написал письмо в стихах. Случилось так.
Он стоял на пороге своего балка и смотрел на проходящих мимо парней в шинелях. С трудом выдирая сапоги из болотистой жижи, размеренно шагали солдаты на первый участок, где ничего не было, кроме вбитого в землю колышка с надписью: «Улица Солнечная». Лица у парней были потные и усталые, потому что тракторы, на которых они ехали, застряли в начале пути и пятнадцать километров пришлось молотить по искромсанной гусеницами вездеходов вязкой тундре. Смотрел Иван на ребят, и показалось ему, что вернулся сорок третий год, когда он, такой же молоденький, как эти парни, шагал по разбитым военным дорогам. Ивану захотелось схватить каждого из солдат за рукав, затащить в балок, напоить, накормить, обогреть, как поили и кормили его в незнакомых русских селах незнакомые русские люди.